Грузинские коллизии: что дальше?

В.Ю. Ермолаев, канд. геогр. наук

Опубликовано // Дети фельдмаршала, 2000, No 5, URL: http://www.grif.ru/shtml/j2000/may00-7.shtml.

Нет худа без добра. Позиция Грузии по Чечне заставила избавляться от стойких заблуждений даже постсоветскую элиту. К несчастью, до полного преодоления мифов о Сакартвело России пока далеко.

Между тем в аспекте этнической истории Грузии события 1992-1999 гг. выглядят скорее правилом, нежели исключением. Гражданская война, этнические конфликты в Абхазии и Южной Осетии, обнищание населения просто продемонстрировали поведенческое содержание уровня пассионарности, характерного для страны последние 500 лет.

Грузины - народ не старый, а древний. По этническому возрасту, они ровесники византийских греков, хотя и вошли в суперэтнос "по Христу" довольно поздно. К XVI в. страна в целом повторила судьбу Византии, оказавшись разделена на сферы влияния шахской Персией и султанской Турцией. К XVII в. пассионарных ресурсов этноса не хватало даже на поддержание хозяйства. Пришли в упадок города и ремесла, крестьяне бросали дома, превращаясь в бродяг, а князья продавали землю "по цене соломы".

Здесь-то и заключена основная грузинская коллизия. Власть турок и персов стала щитом для местных негодяев. Князья, епископы и разбойники с равным энтузиазмом наживались на продаже в турецкое рабство своих соотечественников. Постоянное господство пассионарных пришельцев и сохранение своих субпассионариев лишило Грузию возможности пережить кризис и достичь устойчивости этнического реликта. Непрерывный суперэтнический контакт веками отбрасывал грузин назад - в обскурацию. Как следствие, Грузия лишилась способности существовать самостоятельно, а все усилия поневоле направляла на поиски сильного покровительства.

Подобное поведение естественно для этноса, балансирующего на грани обскурации и гомеостаза, и никаких принципиальных различий между XVII и XX веками в данном контексте не имеется. Следовательно, ни о прежнем тяготении Грузии к России, ни о нынешнем стратегическом устремлении Грузии в Европу серьезно говорить не приходится. Пассионарная депрессия сама по себе исключает геополитический выбор. Основной инструмент грузинской политики - это отнюдь не союз с кем-либо, а вечная игра на противоречиях между заинтересованными державами. Цели такой игры были и остаются сугубо утилитарными: любой ценой получить политический патронаж, финансовую и военную помощь, дабы сохранить власть сейчас и не погибнуть к концу года.

Историческим прототипом для грузинских политиков, без сомнения, служат последние кесари Византии, лавировавшие между "чалмой и тиарой". Поздневизантийская политическая технология точно так же базировалась на тонком понимании слабым множества интересов сильных. Вся логика поведения упиралась в извлечение выгод из непонимания сильными меры чужой слабости. Именно эта логика поведения объединяет сегодняшнюю позицию Шеварднадзе с политическими решениями Жордания в 1920 г. или Саакадзе в XVII в. Оно и понятно. Для грузинских политиков эксплуатация политического наследия Палеологов является традиционным и довольно эффективным способом выживания. А значит, наивно надеяться, будто преемник Шеварднадзе при принятии решений сможет руководствоваться какой-то иной логикой.

Россия может и должна противопоставить грузинским политическим нравам собственный исторический опыт. От Ивана III до "кроткия Елисавет" российская элита на счет положения дел в Грузии ничуть не заблуждалась. Существовало четкое понимание истинных целей и мотивов обращения Грузии к России. От внимания русских политиков не ускользал тот факт, что Грузия равным образом апеллирует и к России и к Западу.

Здравый смысл делал Грузию в глазах России союзником неэффективным и малонадежным. Итоги военного союза Петра I c Вахтангом VI во время Персидского похода только укрепили Россию в этом мнении. Вот почему многочисленные грузинские посольства, предлагавшие русским то помощь в войне с турками, то содействие в покорении Персии, триста лет возвращались домой ни с чем. Россия предпочла обеспечить радушный прием и выгоды русской службы многочисленным грузинским эмигрантам, но от реального вмешательства в грузинские дела всячески уклонялась.

Кардинальное изменение в грузинскую политику России внес переход суперэтноса к надлому, начавшийся на рубеже XVIII-XIX вв. Критерии отбора союзников упростились. Место здравого смысла у российских политиков стали занимать иллюзии вроде ложно понятой европейской идеи "единства христианского мира". Так в числе подданных Империи оказался "первохристианский" народ Грузии, и последствия этого не заставили себя ждать. На уравнение в правах с дворянами Империи дворяне Грузии отвечали заговорами в пользу Багратионов. Россия отменила рабство в Абхазии и запретила торговлю людьми, но церковная и административная реформы вызывали волнения крестьян. Во время Кавказской войны тушины и хевсуры в числе первых подчинились власти Шамиля. О радикализме грузинских революционеров говорить излишне.

Отнюдь не противоречит сказанному и опыт советизации Грузии. Ее видимое благополучие и лояльность в советские времена легко объяснимы. Будучи по происхождению грузином, Сталин прекрасно понимал психологию поведения своих соотечественников и действовал доступным для их понимания образом. Репрессии в Грузии осуществлялись руками грузин из числа людей Берии и равно касались революционеров со стажем, дворян, интеллигентов, духовенства и "совпартактива". В итоге оказались уничтожены почти все, кто мог бы пытаться возродить традицию смуты. Уцелевшие либо боялись экзекуций, либо были их организаторами. В Грузии наступил обманчивый и недолгий покой. Но как только репрессии прекратились, все вернулось на круги своя. "Дело Мжаванадзе" при Брежневе и дела Шеварднадзе при Горбачеве ознаменовали возрождение обскурационных стереотипов, столь органичных в грузинской политике. Так стоит ли удивляться тому, что за неполные 10 лет грузинской независимости экономика страны не реформировалась, а деградировала?

Таким образом, ни государственное объединение, ни военно-политический союз, ни экономическую кооперацию с Грузией нельзя считать исторически оправданными и конструктивными сценариями для России. Объединение невозможно, ибо потребует от России негуманных репрессивных мер. Ценность Грузии как военно-политического союзника по-прежнему есть величина отрицательная. Экономическая кооперация нецелесообразна, поскольку любые инвестиции ждет печальная судьба "капитальных вложений в народное хозяйство Грузинской ССР".

Единственно приемлемым выходом для России смотрится разумная модернизация того формата отношений, какой имел место до Георгиевского трактата. Сохранение нормальных дипломатических контактов, обоюдное твердое невмешательство во внутренние дела, минимизация всякого рода политических связей, сворачивание экономической и военной помощи, жесткое ограничение взаимных инвестиций вполне способны оградить Россию от непредсказуемых грузинских коллизий.

Дистанцирование России от Грузии вряд ли вызовет последствия катастрофические. Грузинские власти и так заняты антироссийскими акциями. Если США или НАТО решатся в отношении Грузии на что-то большее, чем "партнерство во имя мира", им можно посочувствовать. Грузинские товары по большей части неконкурентоспособны даже на российских рынках. В обслуживании строящихся транспортных коридоров Грузия будет задействована в любом случае.

А вот последствия благие от "старой" российской политики более определенны. Во-первых, отдалившись от Грузии, Россия не только сбережет силы и средства, но и лишит Грузию возможности извлекать профит из привычных игр между Россией и Западом. Во-вторых (и это, пожалуй, главное), Россия получит все основания и далее оставаться нейтральной при будущих кризисах в Грузии.

Ведь пассионарное состояние и геополитическое положение Грузии делают возникновение таких кризисов вопросом времени. И односторонняя зависимость от Запада, и соседство с растущей пассионарностью мусульманского мира одинаково служат для Грузии источниками нестабильности. Однако пусковой механизм будущих грузинских потрясений заключен в близорукой самонадеянности, свойственной обскурации. Сейчас, стремясь подчеркнуть лояльность Западу, Грузия сострадает тем самым чеченским боевикам, которые воевали против нее в Абхазии. Вряд ли таким способом Грузии удастся получить снисхождение исламских фундаменталистов. Надвигающийся вал нового исламского джихада оставляет Грузии мало шансов избежать повторения эпохи турецкого и персидского владычества.

Тем паче Россия обязана открыть двери отдельным грузинским эмигрантам. Разумеется, Россия не должна стать при этом страной, где выходцы из Грузии легко делают деньги да тяжело выясняют между собой отношения. Статус грузинского политического беженца имеет смысл закрепить законодательно, предусмотрев в качестве непременного условия отказ соискателя от грузинского гражданства.

Продолжение русской традиции покровительства грузинам-русофилам оправданно со всех точек зрения. Распространение жесткого режима межгосударственных отношений с Грузией на людей, искренне желающих спокойно жить и работать в России, стало бы верхом безнравственности. Россия ничем не обязана Грузии. Россия многим обязана тем грузинам, которые честно присягали и верно служили ей, самоотверженно боролись за ее интересы. Соратник Петра Великого имеретинский царевич и первый российский фельдцейхмейстер Александр Арчилович, соратник Кутузова и потомок начальной общегрузинской династии генерал Петр Багратион, горийский простолюдин и Верховный Главнокомандующий Отечественной войны Иосиф Сталин сами стали частью российской истории. У России нет права отказать их соотечественникам в возможности поступать так же в будущем.

[ << ] [ Начала Этногенеза ] [ Оглавление ] [ >> ]