Труды Льва Гумилёва АнналыВведение Исторические карты Поиск Дискуссия   ? / !     @

Реклама в Интернет

Западный мир против дальнезападного христианства. Продемонстрировав действие закона Вызова-и-Ответа на материале исторических ответов на внешнее давление, которому подвергались континентальные границы западного христианства, посмотрим теперь на три другие границы того же общества: сухопутную границу с вымершим ныне дальнезападным христианством, обитавшим на британской alter orbi; морскую границу с недоразвитой скандинавской цивилизацией, протянувшуюся вдоль французских и английских берегов по Северному морю и Ла-Маншу, и сухопутную границу с сирийской цивилизацией на Иберийском полуострове.

Каков генезис Соединенного Королевства Великобритании? Союз королевств Англии и Шотландии вместе с частью завоеванной ими Ирландии. Эти королевства появились в результате борьбы за существование полудюжины государств-преемников Римской империи, образовавшихся на ее развалинах в течение постэлинистического движения племен. Исследование процесса происхождения Соединенного Королевства, таким образом, упирается в начальный вопрос: каким образом эта борьба за существование между примитивными и эфемерными варварскими княжествами привела к появлению прогрессивных и устойчивых государств-членов западного общества? Если мы задумаемся, почему Английское и Шотландское королевства пришли на смену Гептархии, мы снова вынуждены будем признать, что детерминирующим фактором на каждой ступени был ответ на некий вызов, обусловленный внешним давлением.

Образование Шотландского королевства можно усмотреть в вызове, который был брошен какие-нибудь девять-десять веков назад раннему английскому княжеству Нортумбрия представителями недоразвитой дальнезападной христианской цивилизации - пиктами [+40] и скоттами. Современная столица Шотландии Эдинбург была основана нортумбрийским принцем Эдинбургом как пограничная крепость Нортумбрии против пиктов. Политическим и культурным центром средневековой, как, впрочем, и современной, Шотландии был район, называемый Лотиан [+41]. Лотиан первоначально служил форпостом Нортумбрии против пиктов и бриттов. Вызов был брошен, когда пикты и скотты завоевали в 954 г. Эдинбург, а на рубеже Х-XI вв. принудили Нортумбрию уступить им весь Лотиан. Удалось ли Лотиану сохранить западную христианскую культуру, несмотря на изменение политического режима, или он подчинил чуждой дальнезападнохристианской культуре кельтских завоевателей? Лотиан ответил на вызов "завоеванием завоевателей".

Культура покоренной территории обладала такой привлекательностью для королей скоттов, что они обосновались на этой земле и стали вести себя так, словно Лотиан был их вотчиной.

Другой парадокс заключается в том, что шотландский язык стал считаться английским диалектом Лотиана, хотя это был язык гэлов, коренного населения Шотландии [+42].

Завоевание Лотиана скоттами и пиктами привело к тому, что западная граница западного христианства существенно сдвинулась, охватив весь северо-западный угол территории Британии. Новое королевство Шотландии, которое появилось благодаря союзу Лотиана со скоттами и пиктами, усвоило черты западной христианской культуры, которую Лотиан внес в общее богатство новой политической системы Шотландии. Шотландия стала членом западного общества. Таким образом, завоевание Лотиана скоттами и пиктами, первоначально имевшее все признаки передела территорий между западным и дальнезападным христианством в пользу последнего, в действительности обернулось выигрышем для западного христианства благодаря выдающемуся ответу, который Лотиан дал на брошенный ему вызов. Переход от английского к шотландскому правлению обеспечил развитие западного христианства и предопределил деградацию дальнезападного христианства в этой части Британских островов.

Таким образом, покоренная часть одного из княжеств английской Гептархии стала в результате ядром одной из двух социальных систем, которым предстояло поделить между собой Британию и слиться в конце концов в Соединенное Королевство. Это была не вполне обычная реакция. Если бы просвещенному путешественнику из Константинополя или Кордовы довелось посетить Нортумбрию в Х-XI вв.. накануне сдачи Лотиана стоттам и пиктам, он имел бы все основания утверждать, что у Лотиана нет будущего и что если уж какой-нибудь нортумбрийский город может претендовать на звание столицы великой страны, то это никак не Эдинбург, а скорее Йорк. Йорк был расположен в центре обширной тщательно возделанной и плодородной равнины. Когда-то он был основным административным центром римской окраины, а затем превратился и в религиозный центр [+43]. На рубеже IX-Х вв. Йорк действительно претендовал на ранг столицы, но не западного, а скандинавского мира, серьезно угрожавшего в то время позициям западного христианства. Однако это скандинавское королевство Йорка рассеялось, как дым. К 920 г. датское королевство Йорка, подобно Северной Нортумбрии, признало вассальную зависимость от Уэссекса. Сложные перипетии норманско-датской экспансии способствовали тому, что Йоркшир все больше и больше включался в систему нового Королевства Англии. В наши дни о былых притязаниях Йоркшира напоминает только обширность его территории. Эти надежды рухнули одновременно с кризисом скандинавской недоразвитой цивилизации.

Нортумбрийским городом, который действительно мог состязаться с Эдинбургом по политической значимости, был Дарем, унаследовавший от Лотиана роль северного форпоста против скоттов, что позволило ему приобрести статус независимого государства, а его кардинал-епископу - некоторые атрибуты суверена.

Западный мир против Скандинавии. В нашем исследовании мы не раз касались скандинавского воздействия на западное христианство. Скандинавское давление было другой внешней силой, оказавшей решающее влияние на создание королевства Шотландия, а также на создание королевств Англия и Франция.

Объединение земель Лотиана с владениями пиктов и скоттов стало первой ступенью в процессе образования Шотландии. К тому времени, когда пикты и скотты завоевали Лотиан, они уже были в союзе, но союз этот оказался непрочным. До начала движения племен, последовавшего за падением Римской империи, пиктам уже принадлежал крайний север Британии. Во время движения племен скотты переправились через море из Ирландии и осели в Аргайле как сила, враждебная пиктам. Однако враждебность двух племен не помешала политическому союзу между ними, который и был заключен в 843 г. Что же так настойчиво толкнуло их друг к другу? Дата говорит сама за себя. Союз был заключен через год после первого рейда викингов на Лондон и за два года перед первым их походом на Париж, а надо сказать, что скандинавские мореплаватели в своих экспедициях зачастую огибали Британию и Ирландию с северо-запада. Вывод напрашивается сам собой: пикты и скотты, первоначально враждовавшие за обладание северной частью Британии, вынуждены были объединиться перед лицом смертельного вызова, брошенного им со стороны викингов.

Если эта догадка верна, то можно представить процесс образования королевства Шотландия как следствие ответов на два последовательных вызова: во-первых, ответ пиктов и скоттов на скандинавский вызов и, во-вторых, ответ форпоста Лотиан на вызов со стороны пиктов и скоттов.

В истории королевства Англия также прослеживается действие ответов на эти же два вызова, причем хронологически вызовы в Англии и в Шотландии совпадают. Так, давление скандинавов на пиктов и скоттов соответствует давлению кельтов на английские княжества Гептархии, а воздействие пиктов и скоттов на Лотиан совпадает с действием скандинавов на английские княжества, которые первоначально соперничали за гегемонию в Южной Британии.

Схожи судьбы и главных административных и политических центров этих регионов. Благодаря своему географическому положению Кент, как и Йорк, был оплотом римской церкви в Британии. Однако географический фактор, который свидетельствовал в пользу того, чтобы Кентербери и Йорк стали центрами епархиальных архиепископатов, с другой стороны, препятствовал тому, чтобы сделать их столицами королевств. В политическом плане Кентербери никогда не добился большего, чем стать столицей Кента. Политическая власть в Южной Британии тяготела не к Кенту или Эссексу, которые занимали внутренние земли, а к Мерсии и Уэссексу, двум английским княжествам, стоявшим лицом к лицу с "кельтским краем" на главном острове Британского архипелага. Давление, оказываемое Уэльсом на Мерсию, было сильнее, чем давление на Уэссекс.

В то время когда Мерсия стимулировалась постоянным давлением со стороны Уэльса, Уэссекс выпестовал идею, подсказанную западными валлийцами, пограничный стимул со стороны которых был значительно слабее, - включить Кент и Эссекс в сферу своего политического влияния. Таким образом, в VIII в. создалась ситуация, когда казалось, что Мерсия скорее, чем Уэссекс, даст достойный ответ на давление со стороны кельтского края. Однако в IX в., когда вызов со стороны кельтского края померк перед вызовом, исходящим из Скандинавии, наметившиеся тенденции не получили развития. Мерсия утратила перспективы величия, оказавшись не в состоянии достойно ответить на новый вызов (в конце VIII в. Мерсия истощила свои силы, заболев милитаризмом), тогда как Уэссекс, возглавленный и вдохновленный Альфредом, ответил на вызов победой и, как следствие, стал ядром исторического королевства Англия [+44].

Скандинавский вызов, пришедший из-за моря, породил ответ, в результате которого на смену Гептархии пришло королевство Англия, а из мелких континентальных образований западного христианства сформировалось королевство Франция.

В Х в. Священная Римская империя перешла из рук Каролингов в руки Оттонидов. А теперь обратим внимание на тот знаменательный факт, что, когда Оттониды сменили Каролиигов. они не стали наследниками всей каролингской территории. Из трех частей, на которые были разделены каролингские владения в 843 г., только восточная и центральная части были вновь воссоединены в 936 г., во время правления Оттона I, но за двадцать шесть лет до того, как он принял императорский титул [+45]. Ни Оттон. ни его последователи никогда не заявляли претензий на все наследие Карла, что внутренне предполагалось титулом императора. Западные земли наследовали Капетинги (в 987 г. состоялась коронация в Реймсе Гуго Капета). Перемена династии соответствовала глубинному психологическому сдвигу, а все это вместе знаменовало начало генезиса Франции. Корона западных франков стала французской коренной в Реймсе в 987 г. Из недифференцированной субстанции империи Каролингов на Западе появилось новое королевство, независимое от Священной Римской империи не только де-факто, но и де-юре. Немаловажно и то, что общественное сознание также воспринимало его как самостоятельное политическое образование. Фактически рождение Франции явилось первым актом длительного процесса, последовательно разворачивающегося в истории западного общества и получившего крайнее свое выражение в наши дни в понятии "принцип национальности" [+46].

Как объяснить то, что Оттониды. предотвратив распад Священной Римской империи, не смогли воссоединить западную часть империи Каролиигов с ее центральной и восточной частями? Выше мы отмечали, что защита континентальных границ западного христианства была первоначальной функцией Священной Римской империи. Эта функция в полной мере была присуща и Франции. Поэтому отделение Франции следует рассматривать не как результат поражения со стороны империи, а как наделение ее особыми функциями и полномочиями. Появление в Х в. королевства Франции, подобно появлению королевства Англии, было ответом на новое внешнее давление, на этот раз со стороны скандинавов. Островное положение спасало Британию от вызовов со стороны континента: Галлию же выручало то обстоятельство, что Карл Великий удачно проложил границу западного христианства - от Рейна до Эльбы. Однако морские границы Галлии и Британии оказались весьма уязвимы, чем и воспользовались викинги. Вызов пришел с моря, и отвечать на него пришлось и Галлии и Британии. Первоначальная граница между Францией и империей в IX-Х вв. может быть определена как линия примерного равновесия между двумя противоположными внешними давлениями. С востока ощущалось давление со стороны славян и кочевников, но и оно, и континентальное давление с запада было превзойдено морским давлением со стороны викингов, что усугублялось тем обстоятельством, что, будучи прекрасными корабелами и мореходами, викинги легко проникали на своих ладьях по судоходным рекам в глубь материка.

Локальные ответы на вызов со стороны Скандинавии не только вызвали к жизни два королевства, но определили местоположение их столиц. Королевство Англия объединилось вокруг Уэссекса, окрепшего в сложившейся ситуации и способного ответить на вызов. Старая столица Уэссекса, однако, не стала столицей нового. королевства, ибо Уинчестер, хоть и находился в пределах Уэссекса, оказался вне зоны опасности во время борьбы с датчанами. В ходе датского испытания Уинчестер пребывал в относительной безопасности, за что, впрочем, поплатился потерей престижа и власти. Когда Уэссекс, покорив датчан, вырос в Англию, столица нового королевства была перенесена из Уинчестера, ничем себя не прославившего, в Лондон, еще полный жара и героических воспоминаний того дня 895 г., когда он принял на себя удар датской армады, пытавшейся войти в Темзу. Аналогичным образом королевство Франция сочло своим центром не Прованс или Лангедок, средиземноморские берега которых редко посещались викингами, а область, на которую обрушилась вся тяжесть удара скандинавов. Столицей нового французского королевства стал Париж, город, который остановил викингов, когда те поднимались вверх по Сене; подобно Лондону, преградившему захватчикам путь по Темзе [+47].

Таким образом, ответ западного христианства скандинавскому морскому вызову вылился в создание нового королевства Франция со столицей в Париже и нового королевства Англия со столицей в Лондоне. Однако эти два случая проявления творческой энергии, несмотря на всю их действенность, не исчерпывали всей силы ответа. Следует отметить, что в процессе противодействия вызову французский и английский народы выковали мощный военный и социальный аппарат феодальной системы, а новый этический и эмоциональный опыт нашел свое выражение в эпосе.

Западный мир против сирийского мира на Иберийском полуострове. А теперь обратим наши взоры на границу западного христианства на Иберийском полуострове, где западный мир соседствовал с сирийским обществом. История этого региона весьма примечательна. Во-первых, именно здесь западное христианство впервые подверглось давлению со стороны чужой цивилизации. Во-вторых, державы, появившиеся в ответ на это давление, стали со временем играть лидирующую роль как носители западной цивилизации.

Что касается первого из этих двух пунктов, то мы видели, что на северной континентальной сухопутной границе западное христианство противостояло только варварам. Давлению со стороны православного христианства Балканского полуострова западный мир не подвергался, пока Оттоманская империя не нанесла удара по Венгрии, что случилось в XV в. А русское православное христианство стало оказывать сильное давление за Запад лишь в XVI в., когда оно напало на Литву. Однако на иберийской сухопутной границе западное христианство оказалось под ощутимым давлением сирийской цивилизации буквально с момента своего зарождения. Ответом на этот вызов стал первый проблеск самосознания западного общества, вынужденного вступить в неравную поначалу борьбу.

Арабское нападение на младенческую цивилизацию Запада было последним всплеском сирийского ответа на эллинистическое вторжение в сирийские владения, ибо, выполнив задачу, оказавшуюся непосильной для зороастрийцев, евреев, несториан и монофизитов, арабы не успокоились, пока не возродили сирийское общество во всем его могуществе. Не удовлетворившись достижениями в масштабах империи сирийского универсального государства, арабы завоевали древние финикийские колониальные владения в Западном Средиземноморье, которые в эпоху Ахеменидов были объединены в единый союз-заморский аналог Персидской империи-под гегемонией Карфагена. Последний из Омейядов правитель Дамаска, был, по крайней мере номинально, хозяином всего сирийского мира - от самых дальних границ империи Ахеменидов на востоке до самых крайних пределов империи Карфагена на западе. Арабы пересекли не только Гибралтарский пролив, но и Пиренеи, а в 732 г. предприняли поход в землю франков, переправив армии через Луару. В битве при Пуатье арабы попытались задушить западное христианство в его колыбели [+48].

Поражение арабов в битве при Пуатье, безусловно, было одним из решающих исторических событий. Ответ Запада на сирийский вызов, данный франками на бранном поле в 732 г., предопределил дальнейшее развитие событий. Творческий импульс франков нарастал в течение восьми веков, пока не был подхвачен португальским авангардом западного христианства. Португальцы, обогнув Африку, стали осваивать новые земли, а кастильский авангард пересек Атлантику, чтобы открыть Новый Свет. Эти пионеры западного христианства сослужили неоценимую службу своей цивилизации, распространив ее практически на весь мир. Благодаря этому энергичному предприятию иберийцев западное христианство выросло, подобно горчичному зерну (Матф. 13, 31-32; Марк 4, 31-32; Лука 13, 19), и стало древом, на чьих ветвях разместились все нации Земли. Основы всемирной вестернизации были заложены иберийскими пионерами западного христианства; энергия, двигавшая их к победе, была вызвана сирийским давлением на Иберийском полуострове.

Португальские и кастильские мореплаватели, распространившись в XV-XVI вв. по всему миру, были наследниками народа, дух которого закалился тридцатью поколениями упорной пограничной войны против мавров на иберийском форпосте. Это была граница, на которой сначала франки отразили волну арабских завоеваний, предохранив тем самым Галлию, а затем Карл Великий нанес сокрушительный контрудар через Пиренеи, где его силы соединились с остатками вестготов в Астурии, и, наконец, в течение постсирийского междуцарствия (прибл. 975-1275), когда пал халифат Омейядов в Андалусии, христианские варвары пиренейских земель успешно состязались за обладание наследством Омейядов на Пиренейском полуострове с мусульманскими берберами, пришельцами из Африки, дикими кочевниками Сахары и еще более дикими жителями гор Атласа [+49].

Зависимость энергии иберийских христиан от стимула, рожденного давлением со стороны мавров, доказывается тем фактом, что эта энергия исчезла сразу же, как только давление мавров прекратилось. В XVII в. португальцы и кастильцы оказались в заокеанском новом мире, который они сами вызвали к существованию. Это историческое событие совпало с исчезновением стимула на родине через уничтожение, изгнание и насильственное обращение оставшихся на полуострове морисков [+50].

Бросив взгляд в глубь истории, мы обнаружим, что Португалия и Кастилия принадлежали к числу государств-преемников халифата Омейядов на Иберийском полуострове. Почему Арагон, будучи также государством-преемником, не принял участия в широких торговых и экспансионистских экспедициях, начатых братскими королевствами? В недавнем прошлом, в период позднего средневековья, Арагон играл куда более заметную роль в жизни западного общества, чем Кастилия и Португалия. Он блистал, подобно городам-государствам Северной Италии в области культуры, в частности в таких ее сферах, как международное право и картография. Почему же тогда Арагон не включился в общий процесс и даже, более того, позволил своему кастильскому соседу уничтожить себя? Объяснение, возможно, заключено в том, что Арагон лишился стимула мавританского давления на несколько веков раньше других королевств полуострова. Во времена Васко да Гамы и Колумба как Португалия, так и Кастилия были форпостами западного христианства на границе с маврами. Кастилия противостояла мавританскому королевству Гранады, а Португалия-Танжерской провинции Марокко [+51].

Территория Арагона, напротив, была изолирована от мавров кастильской провинцией Мурсия, а его война с маврами на Средиземном море закончилась в 1229-1232 гг. захватом Балеарских островов [+52]. Таким образом, стимул, который был общим источником энергии для иберийских христиан, утратил значение для арагонцев по крайней мере за два с половиной века до того, как он утратил значение для их кастильских и португальских соседей; и это в некоторой степени объясняет, почему Арагон не принял участия в кампании трансокеанских экспедиций.

Нетрудно заметить, что отношение иберийских форпостов западного христианства к маврам напоминает отношение Дунайской монархии Габсбургов к османам. Державы полуострова представляли собой форпосты западного общества против враждебной цивилизации, а их энергия была ответом на вызов со стороны этой чуждой силы. Энергия бурно росла, пока давление было смертельным, но, как только давление спадало, исчезал и источник энергии.

СТИМУЛ УЩЕМЛЕНИЯ

Природа стимула. Описав стимул человеческого окружения в форме постоянного давления, рассмотрим теперь этот же стимул в тех ситуациях, когда он принимает форму социального ущемления.

Природа такого действия может быть понята при сравнении социального явления с физическим. Хорошо известно, что, когда живой организм лишается какого-либо органа или свойства, он отвечает на этот вызов специализацией другого органа или свойства, которые, развиваясь, возмещают ущерб. У слепых, например, обостряется осязание. Представляется, что возникновение некоторого нового свойства с целью компенсации ущерба-явление повсеместное, и нередко физический недостаток является стимулом для мобилизации ума и воли. Аналогичным образом социальная группа, слой, класс, в чем-либо ущемленные собственными действиями, действиями ли других людей либо волею случая утратив нечто жизненно важное, направляют свою энергию на выработку свойства, возмещающего потерю, в чем, как правило, достигают немалых успехов.

Так лоза, подрезанная ножом садовника, отвечает бурным ростом новых побегов.

Перекликается с этим сравнением пример из эллинистической истории. Правящее меньшинство эллинистического мира всячески третировало молодую религию внутреннего пролетариата. Рим был достаточно силен, чтобы подавить поборников христианства, но он был не в состоянии ликвидировать само учение. Спасаясь от преследований, христиане ушли в подполье. Настал час, и церковь вышла из подполья, чтобы воздвигнуть на Ватиканском холме собор более величественный, чем Капитолий. У латинского крестьянина, который отвечал на вызов природы при помощи плуга и каждодневного труда, появился соперник-обитатель римских трущоб, который отвечал на вызов со стороны человеческого окружения тайными ночными бдениями. Римская империя была памятником победы латинского крестьянина над природной средой. Памятником победы христианского пролетария стала римско-католическая церковь.

Описывая действие стимула социального ущемления, начнем с самой простой ситуации, когда определенный физический изъян не позволяет индивиду включиться на равных основаниях в жизнь общества. Представим, к примеру, положение слепого или хромого человека в варварском обществе, где каждый здоровый взрослый мужчина-прежде всего воин. Какой удел ждет в этом обществе калеку? Хромой человек, естественно, не может принимать непосредственного участия в боевых действиях, но он в состоянии изготовлять оружие и снаряжение для воинов. Следовательно, свой ущерб он компенсирует развитием других качеств и способностей, что делает его полезным обществу. Он может стать искусным кузнецом, отголоски чего мы находим в образе хромого Гефеста. А какова судьба слепого в варварском обществе? Положение его покажется безнадежным, но он может освоить игру на арфе и услаждать слух соплеменников дивными песнями. В варварском мире слепой бард, неспособный держать меч или молот кузнеца, тем не менее, становится столь же могущественным, как и галилейский рыбак-пролетарий, с точки зрения римского имущественного ценза-он обретает старшинство в христианской иерархии. Гомер, как и Петр, наделен властью распоряжаться человеческими судьбами. "А исходящее из уст из сердца исходит; сие оскверняет человека. Ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления" (Матф. 15, 18-19). "И Я говорю тебе: ты Петр, и на сем камне Я создам церковь Мою, и врата ада не одолеют ее: и дам тебе ключи Царства Небесного: а что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле. то будет разрешено на небесах" (Матф. 16, 18-19). "Так будут последние первыми и первые последними" (Матф. 20. 16).

Если перейти к ущемлению бедностью, то можно наблюдать, что, например, в английских общественных школах [+53] ученики из состоятельных семей, как правило, менее склонны к усердной работе, чем ученики из бедных семей. Последние знают, что они должны заслужить право на стипендию, так как родители не имеют возможности поддерживать их материально и, следовательно, для продолжения учебы им необходимо добиться незаурядных успехов. Выходцы из низов, как правило, остро ощущают и переживают ущербность своего положения, что заставляет их постоянно совершенствоваться и развивать интеллектуальные способности. Таким образом, бедность - это постоянно действующий стимул к преодолению трудностей, если не считать тех случаев, когда стимулирующим фактором являются честолюбие, корпоративный дух или интеллектуальные искания личности. Честолюбие, корпоративный дух и интеллектуальные искания - дары богов. В английском университете можно заметить, что студент, зачисленный решением совета графства, ущемленный в социальном плане, учится еще старательнее, чем ученик общественной школы, ущербность которого сводится лишь к его экономическому статусу. Но если посмотреть на проблему шире, то можно увидеть, что в любом обществе в любую эпоху каждый класс поддерживает свою численную силу не только естественным ростом, но и рекрутированием представителей из низших слоев и что высший класс, которому некуда больше расти, постоянно освобождает места для представителей низов, исчезая с социальной арены в третьем и четвертом поколениях. Фактически социальный альпинист, достигший пика, оказывается на краю пропасти и тем самым обрекает своих потомков идти по канату, перекинутому через пропасть. Это социальное явление столь же хорошо известно и столь примечательно, что оно уже стало притчей во языцех. Арабский философ Ибн Хальдун полагал, что династия жизнеспособна в течение жизни трех поколений, и это перекликается с американской пословицей: "Три поколения отделяют наготу от голытьбы".

Миграция. Способность подниматься но социальной лестнице можно наблюдать среди иммигрантов, которых бедность или преследования заставили покинуть родину и устремиться на чужбину в поисках счастья. Социальная ущербность - неизменная спутница иммиграции. Незнакомые манеры, обычаи, язык, предрассудки местных жителей, как правило настроенных против иммигрантов, понуждают вновь прибывших мобилизовать всю свою энергию для утверждения себя среди чуждого ему человеческого окружения. Таково положение шотландца в современной Англии, фламандского ткача в средневековой Англии, немецкого углекопа в средневековой Венгрии, франко-канадского фабричного рабочего или фермера и польского огородника в Новой Англии, гугенотов, потомки которых отличались почти во всех протестантских странах [+54].

Рабство. Наиболее необычной иллюстрацией способности иммигрантов к социальной адаптации и успеху может служить широкий поток рабов, захлестнувший страны Средиземноморья в период от Ганнибала до Августа.

Ущербность рабов-иммигрантов не поддается воображению. Среди них были носители культурного наследия эллинской цивилизации: это были живые свидетели краха былой духовной и материальной культуры. На их глазах разрушались прекрасные древние города, - города, освященные покровительством богов и авторитетом веков. Жители их стали продаваться в рабство вопреки всем божественным и человеческим законам [+55]. Катастрофа была ошеломляющей, и коснулась она не только иммигрантов, хлынувших в Италию из других частей эллинского мира, но и представителей восточного внутреннего пролетариата, уже растратившего к тому времени свое культурное наследие, и представителей варварского внешнего пролетариата, у которого такого наследия никогда и не было. Обращению в рабство всегда сопутствуют горькие утраты. Все рабы-иммигранты в равной мере лишались личной свободы; с ними стали обращаться как с человекообразным скотом, лишив их всех прав, родных очагов и семей. Римское право было безжалостно к рабам, что отражало настроения высших социальных слоев, остро реагировавших на вулканические вспышки в среде порабощенных. Одних рабов днем заставляли работать в цепях и лишь на ночь отсылали в подземные тюрьмы; других же навсегда спускали в шахты, где они сгорали в непосильном труде за несколько дней. И лишь немногие, судьба к которым была более милостива, получали работу, связанную с домашним хозяйством. Древнегреческая пословица гласит: "День рабства лишает половины человеческого естества"; и это вполне объясняет развращенность римского плебса, происходящего из рабов, с его требованием "хлеба и зрелищ". Жизнь в анабиозе стала возмездием за неспособность ответить на вызов рабства. Несомненно, широкая дорога разрушений была проторена теми толпами несчастных, что становились рабами в злейшую эпоху эллинистической истории. Однако и тогда были единицы, которые отвечали на вызов и которым удавалось в той или иной мере "сотворить добро".

Некоторые были столь удачливы и столь рьяно служили своим хозяевам, что стали управляющими больших поместий. Даже римское универсальное государство управлялось вольноотпущенниками цезаря [+56]. Другим посчастливилось начать свое, пусть небольшое поначалу, дело, и они со временем покупали свободу и даже, случалось, становились крупными предпринимателями. Были и такие, что, оставаясь рабами на бренной земле, в мир иной отходили признанными философами, властителями умов. Истинный римлянин не мог не восхищаться мудростью и серьезностью хромого раба Эпиктета [+57], как не мог не поражаться, даже не принимая новой веры самоотверженности ее последователей. В течение пяти веков от Ганнибала до Константина римские власти были свидетелями чуда продвижения веры рабов, - продвижения вопреки отчаянным попыткам подавить ее. Рабы-иммигранты, лишившись семейного очага, имущества, воли, сохранили все-таки веру и передали ее италийским жителям. Греки привезли с собой вакханалию, анатолийцы - веру в Кибелу, египтяне - культ Изиды, вавилонцы - веру в Звезды, иранцы - культ Митры, сирийцы - христианство. "Но ведь давно уже Оронт сирийский стал Тибра притоком" (Ювенал. Сатиры. III строка 62). Антиохия-на-Оронте была местом, где последователи Иисуса впервые стали называть себя христианами [+58].

Следствием явилось то, что иммигрантская религия внутреннего пролетариата растоптала местную религию правящего меньшинства эллинистического общества. Ибо, однажды встретившись, воды уже не могли не смешаться, а когда они смешались. стало ясно, какая струя мощнее. Боги эллинского мира к тому времени уже утратили то интимное единство со своими верующими, которое им было свойственно когда-то. С другой стороны, Бог внутреннего пролетариата оказался для своих верующих "прибежищем и силой, скорым помощником в бедах" (Пс. 45, 2).

Римские власти, попав в столь непростую ситуацию, не могли решить проблему в течение пяти веков. Следовало ли им оказывать сопротивление чужой религии, которая шаг за шагом завоевывала римский мир? Или им следовало приветствовать новых богов, стремившихся восполнить духовный вакуум, образовавшийся в результате ухода прежних? В 205 г. до н.э., во время кризиса Ганнибаловой войны, римский Сенат предвосхитил принятие Константином христианства, окружив всеми официальными почестями магический камень, упавший с неба и наделенный божественностью Кибелы. В 186 г. до н.э., во время короткой передышки между воинами Ганнибала и Гракха [+59], были запрещены вакханалии, что предвосхищало последующие преследования, проводившиеся Диоклетианом. Так началась длительная битва между богами, которая отражала земную борьбу рабов-иммигрантов с их хозяевами. В этом поединке победили рабы и боги рабов.

Каста. Тог же самый стимул ущемления, который вызывается бедностью, классовым неравенством и рабством, возбуждается и расовой дискриминацией. Такая ситуация может сложиться в обществе, когда местное население оказывается завоеванным захват тиком, который предпочитает не истреблять его, но низвести до положения низшей касты. Встречаются и альтернативные ситуации, когда местное население принимает мирных иммигрантов в качестве переселенцев, но на условиях заведомо невыгодных и унизительных. В обоих вариантах господствующая раса стремится сохранить за собой все освоенные сферы деятельности и возложить на ущемленную расу необходимость приспосабливаться и изыскивать новые пути и способы выживания. Престижные места, к которым, как правило, общество относит священническую службу, сферу управления, бизнес, землевладение, военное дело и "свободные профессии", занимаются, за редким исключением, представителями привилегированной расы. В результате такого положения круг деятельности ущемленной расы зачастую оказывается ограничен торговлей и ремеслами. А в силу того, что это поле приложения сил не столь уж обширно, ущемленная раса стремится полностью его захватить и выжать из него максимум возможного, чем нередко приводит господствующую расу в негодование и удивление, потому что богатство и власть, добытые этим путем, превосходят то, что можно получить в результате традиционной экономической деятельности.

Классическим примером расовой дискриминации является индуистское общество, которое распалось на касты, а те в свою очередь превратились в профессиональные группы; но эта тенденция не является уникальной, у нее немало параллелей и в других местах. В Европе лужение и гадание полностью монополизировано цыганами, являющимися по своему происхождению индуистской кастой, которая случайно оказалась за пределами индуистского мира [+60]. Примеры легко обнаружить и в Новом Свете, возникшем в конце XV в. в результате экспансии западного христианства. На тихоокеанском побережье, где западная иммиграция существенно затронула местные интересы и изменила традиционный характер и образ жизни, китайцы стали работать носильщиками, прачками и лавочниками, завладев теми узкими полосками общественной экономики, которые были им брошены. Однако сейчас китайские миллионеры в Британской Малайе и Нидерландской Индии могут поспорить по богатству с местными толстосумами [+61].

Негритянский раб-иммигрант в Северной Америке оказался ущемленным вдвойне: через узаконенное рабство и через расовую дискриминацию: и в настоящее время, спустя семьдесят с лишним лет после того, как один из ущербов был упразднен, второй до сих пор остается в силе. Страдания негров-рабов, порабощенных западным миром, возможно, намного превосходили страдания рабов Рима. Ужасы делосского рынка рабов во II в. до н.э. вряд ли могут сравниться с трансатлантической торговлей рабами в XVIII в. н.э. Труд на американских плантациях, возможно, не был столь тяжелым, как труд римских рабов, но все же у последних оставалась хотя бы маленькая искра надежды на свободу, тогда как у негритянских рабов такая надежда вовсе отсутствовала. Причем возможность свободы исключалась не только для самого раба, но и для его грядущих потомков.

Суровое римское право допускало, тем не менее, отпуск раба на волю, который свершался как персональный акт. В случае получения свободы бывший раб автоматически наделялся всеми гражданскими правами [+62]. Римское право в этой его части полностью соответствовало римским обычаям. Римские хозяева, беспощадные в эксплуатации рабского труда, были, тем не менее, щедры на помилование. Римский вольноотпущенник был полностью свободен от расового остракизма, к которому пожизненно приговорен американский негр. Поэтому неудивительно, что негр, осознав силу и масштаб своего притеснения, стал искать утешения в религии.

Негр не принес из Африки религии отцов, способной завоевать сердца его белых сограждан в Америке. Его примитивное наследие было столь непрочным, что оно распалось и развеялось от одного только прикосновения западной цивилизации. Негритянский раб прибыл в Америку не только физически, но и духовно обнаженным; и прикрыть свою наготу он мог только брошенной ему одеждой. Негр приспосабливался к новым условиям, по-своему переосмысливая христианские ценности. Обращая свой незамутненный и впечатлительный взор к Евангелиям, он обнаруживал там истинную природу миссии Иисуса. Он понял, что это был пророк, пришедший в мир не для того, чтобы утвердить власть сильных и могущественных, но для того, чтобы утешить слабых и униженных (Лука, 1, 52). "В то время, продолжая речь, Иисус сказал: славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли! что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам" (Матф. 2, 25). Сирийские рабы-иммигранты, принесшие христианство на Апеннины, совершили чудо создания новой живой религии, вытеснив ею мертвую. Возможно, негритянские рабы-иммигранты, встретившись с христианством в Америке, совершают еще большее чудо, воскрешая его к новой жизни. С их детской интуицией, с их способностью непосредственного эстетического выражения эмоционального религиозного опыта, они, возможно, смогут раздуть холодные угли христианства, чтобы в сердцах возгорелся новый пламень. Таким образом, у христианства появляется возможность во второй раз оказаться живой верой мертвой цивилизации. Если чудо действительно свершится, то это будет самый динамичный ответ на ущемление со стороны Человека.

Религиозная дискриминация. Если от расовой дискриминации перейти к дискриминации по религиозному признаку, то легко заметить, что это два весьма схожих социальных явления. Община, ограниченная в праве выбора рода занятий и профессий, может ответить на эту несправедливость активизацией своей деятельности в той специфической области, на которую ее обрекли, например, в области торговли или ремесел.

Религиозную дискриминацию можно проследить в трех различных вариантах: во-первых, общество, где наследники ущемленной общины являются членами того же самого общества и принадлежат к той же цивилизации, что и наследники привилегированной общины; во-вторых, общество, где наследники ущемленной и привилегированной общин принадлежат к двум различным развивающимся цивилизациям; в-третьих, члены привилегированной общины принадлежат к развивающейся цивилизации, тогда как члены ущемленной общины представляют реликтовую цивилизацию.

Факты подтверждают мысль, что этос начинает выравниваться, как только изменяются условия социальной адаптации социального меньшинства. Все сказанное с очевидностью указывает на то, что специфические свойства таких меньшинств не являются исконно им присущими или неискоренимыми. Скорее это симптомы специфического ответа на специфический вызов человеческого окружения.

Комментарии

[+40] Пикты - древнее население Шотландии неясной этнической принадлежности, ассимилированное в IX в. скоттами.

[+41] Лотиан - район Шотландии между реками Туид и Клайд и зал. Ферт-оф-Форт.

[+42] Название "шотландский язык" употребляется в двух смыслах: диалект английского языка, сложившийся в Нижней Шотландии в XI-XVI вв., и кельтский язык гэлов Горной Шотландии.

[+43] Административными центрами Римской Британии были Лондиний (Лондон), Камулодунум (Колчестер) и Веруламий (Эйлебери). Легионы располагались в трех крепостях, ставших впоследствии городами Йорком, Честером и Карлеоном. При организации в VII в. английской церкви примасом ее стал архиепископ Кентерберийский, а вторым лицом и руководителем церкви на севере Британии - архиепископ Йоркский.

[+44] Гегемония Мерсии над остальными англосаксонскими королевствами ослабла еще до начала скандинавских завоеваний. Уэссекс освободился от ее власти в 753 г. Попытки короля Мерсии Оффы (757-796) установить власть над Англией не удались. В 829 г. Мерсия подчинилась королю Уэссекса Экберту. После его смерти в 839 г. набеги датчан, бывшие и ранее, приобрели характер катастрофы, и ими была завоевана почти вся Англия. Лишь король Уэссекса Альфред Великий смог ценой невероятных усилий победить датчан. Его потомок Эдгар (ок. 945-975, король с 959) принял титул короля Англии.

[+45] После смерти последнего германского короля из династии Каролингов. Людовика III Дитяти, в 911 г. престол перешел к потомку Карла Великого по женской линии герцогу Конраду Франконскому, а после его кончины к герцогу Саксонскому Генриху I Птицелову (919-936), по сыну которого, Оттону I, поименована династия, обычно называемая Саксонской. Из обломков владений Лотаря Лотарингия была присоединена к Германии в течение 921-942 гг.. Италия формально соединилась с Германией в 951 г., когда Оттон I принял итальянскую корону.

[+46] Историки до сих пор спорят о причинах того, почему после смерти последнего фрацузского Каролинга Людовика V Ленивого (966-987, король с 986) французские бароны, отвергнув дядю покойного, герцога Карла Лотарингского, избрали фактического правителя королевства, герцога Франции (т. е. Иль-де-Франса) Гуго Капета. Одни считают это утверждением национальной династии в противовес немцам Каролингам, другие выделением национального государства из универсальной империи, третьи - усилением власти феодалов. получивших возможность распоряжаться престолом.

[+47] В средние века столицы не имели того значения, как ныне: столица тогда это место коронации монарха либо пребывания его двора, но при слабо развитой администрации король все время перемещался по стране для управления ею. Лондон получил функции главного города страны лишь в кон. XI-нач. XII в. Он стал местом пребывания уэссекских королей потому, что после осады его викингом Гастингсом в 890 г. и изгнания последнего в 897 г. в стране настал мир. Во Франции юг страны никогда не претендовал на роль общенационального центра, наоборот, он все время стремился к обособленности, отличаясь от севера языком и обычаями. С момента завоевания Галлии франками власть всегда находилась на севере, сначала в Париже, после прихода к власти Каролингов вообще в Ахене, вслед за разделением империи Карла - в Ланс. Париж снова стал главным городом королевства с воцарением Капетингов, бывших графами Парижскими. Другое дело, что свержению императора и французского короля Карла III Толстого в 887 г. и избранию предка Капетингов графа Эда Парижского немало способствовало то, что при осаде Парижа викингами в 886 г. Эд активно оборонял город, а император бездействовал.

[+48] Историки по-разному оценивают битву при Пуатье, где франкский майордом Карл Мартелл нанес поражение арабам. Одни считают, что это было событие, решившее судьбу Европы, - спор между христианством и исламом: другие считают, что арабы не собирались завоевывать Францию, и это был обычный, хотя и мощный набег.

[+49] Стремительное ослабление Кордовского халифата началось с 1008 г., с попытки свергнуть халифа Хишама II. За 1009-1031 гг. на престоле побывало 9 халифов, не считая местных претендентов. В 1036 г. халифат был упразднен, и страна распалась на мелкие государства, что облегчило как отвоевание их с севера христианами, так и захват единоверцами из Северной Африки. К кон. 60-х годов XIII в. почти весь полуостров (кроме Гранадского эмирата) был под властью христианских монархов.

[+50] Мориски - потомки оставшихся на Иберийском полуострове после 1492 г. мавров, обращенные в христианство. Подозреваемые в склонности к вере отцов, подвергались преследованиям, что вызвало восстание и полное изгнание их из страны в 1609-1610 гг.

[+51] В 1235 г. араб Мухаммед ибн Юсуф ибн Наср основал эмират с центром в Гранаде. Он и его наследники лавировали между христианскими государями Испании и североафриканскими властителями. В 1492 г. (год открытия Америки) последний оплот мусульман на Иберийском полуострове пал. Португалия, освободившись от мавров к кон. XII в., захватила Танжер на североафриканском берегу в 1455 г.; плавание Васко да Гамы относится к 1498 г.

[+52] Балеарские острова были завоеваны в 1228-1232 гг., но войны Арагона против мавров продолжались до падения Валенсии в 1238 г.

[+53] Общественные школы (public schools) - в Великобритании частные, дорогостоящие и весьма престижные школы.

[+54] Указанные группы соединены по признаку существования в иноэтнической и иноконфессиональной среде. Шотландцы до 30-х годов XX в. считались в Англии гражданами второго сорта; фламандские ткачи, активно мигрировавшие в Англию в XIV в., привлеченные значительными льготами, были богаты и привилегированны и потому ненавидимы лондонской беднотой; канадские французы, в основном крестьяне, долгое время были дискриминируемым меньшинством в Канаде; поляки считались в США XVIII-XIX вв. низшим слоем среди имигрантов; изгнанные из Франции в XVII в. протестанты-гугеноты были, как правило, ремесленниками.

[+55] По общегреческим законам свободные эллины не могли быть проданы в рабство, но с IV в. до н.э. этот запрет не соблюдался в условиях войн между наследниками Александра Македонского.

[+56] С переходом от республики к империи в Риме и упадком республиканских магистратур все большую роль стал играть личный аппарат императора, по римским традициям состоявший в большинстве из зависимых людей, о основном вольноотпущенников.

[+57] По преданию, философ-стоик Эпиктет (ок. 50-ок. 140) был рабом любимца Нерона, вольноотпущенника Эпафродита; забавляясь, хозяин сломал Эпиктету ногу.

[+58] Активное проникновение восточных религий в Рим происходило не только за счет привоза рабов, но и значительной миграции туда жителей восточных провинций. Общей для всех восточных религий была вера в личное спасение, не игравшая значительной роли в старых религиях, ориентированных не на человека, а на общину. Название "христиане" было первоначально унизительным, нечто вроде "христовщики".

[+59] Война с Ганнибалом кончилась в 201 г. до н.э., аграрные волнения (но не гражданские войны) начались с избрания в трибуны Тиберия Гракха в 133 г. до н.э.

[+60] Цыгане являются выходцами из Северо-Западной Индии, откуда они в VIII в, двинулись на запад и в XV в. достигли Западной Европы. Об их кастовой принадлежности ничего не известно.

[+61] Во 2-й пол. XIX в. во многих колониях, особенно в Юго-Восточной Азии, на плантациях работали китайцы, приехавшие по вербовке. Иные оседали в этих странах, занимались в основном мелочной торговлей, но некоторые весьма разбогатели.

[+62] С римской точки зрения, вчерашний раб, обладающий всеми гражданскими правами, хотя и без права быть избранным на высшие должности, был неизмеримо выше иноземного царя, не имевшего римского гражданства.

 

06/10/20 - 03:43

<< ] Начала Этногенеза ] Оглавление ] >> ]

Top