КОНТАКТЫ ЦИВИЛИЗАЦИЙ ВО ВРЕМЕНИ

РЕНЕССАНС ИНСТИТУТОВ, ПРАВОВЫХ СИСТЕМ И ФИЛОСОФИИ

Метафорическое использование французского слова renaissance для обозначения возрождения умершей культуры или усыхающей ветви живой культуры вошло в плоть современного западного лексикона. Понятием этим обозначается целый класс социальных явлений; кроме того, оно используется для характеристики определенного процесса, имевшего место в определенной цивилизации в определенный исторический период и проявившегося в двух главных планах человеческой деятельности. В частности, речь идет о западном христианстве Северной и Центральной Италии. Историческим периодом было позднее средневековье (ок. 1275-1475); что же касается планов деятельности, то это были литература и изобразительное искусство. Начавшийся в указанный период в Италии процесс представлял собой не что иное, как эвокацию призрака мертвой цивилизации. Объектом этого акта являлась тень отеческой для западной цивилизации эллинской культуры.

Выше мы не раз выступали с предостережениями против искажающего эффекта, к которому ведет подобная эгоцентрическая иллюзия. Именно в этом ключе попытаемся теперь критически пересмотреть столь привычное нам понятие "Ренессанс". Фактически это понятие выросло из анализа позднесредневекового литературного и художественного течений в Италии и противоречит историческим фактам по крайней мере в трех отношениях. Во-первых, расхожее употребление понятия ограничено строго культурной сферой, исключая политику. Во-вторых, употребление слова "ренессанс" как собственного имени акта эвокации эллинизма в позднесредневековой Италии игнорирует тот факт, что были и другие ренессансы эллинизма, происходившие в других областях западного христианства и в другие периоды западной истории. Причем эти ренессансы эллинизма распространялись на самые разные сферы эллинской культуры, а не только на литературно-художественное творчество и политику. В-третьих, не замечается обычно весьма существенный факт, что ренессанс эллинизма был не только в истории западного христианства, но по крайней мере еще в одной эллинистической цивилизации, не говоря о ренессансах других мертвых культур, равно как и устаревших фаз живых культур в истории других, незападных цивилизаций.

Если принять во внимание все эти факты, становится ясным, что употреблять слово "ренессанс" как имя собственное неправильно, ибо совершенно ошибочно считать событие или факт уникальным, когда на деле это не более чем пример постоянно повторяющегося исторического феномена. Эвокация мертвой или устаревшей фазы живой культуры представителями какой-либо цивилизации - это не уникальное событие истории, а повторяющийся исторический процесс, поэтому следует говорить не "ренессанс", а "ренессансы".

Ренессанс, как мы уже отмечали, есть одна из форм контактов. Но этот контакт осуществляется не в пространственном измерении, а во временном. Контакт имеет место между живой цивилизацией и призраком мертвой цивилизации или же ушедшей в прошлое фазой живой цивилизации.

Эвокация такого призрака - дело рискованное. В лучшем случае это может внести стимулирующий элемент в чужой социальный контекст. Однако может произойти и эффект удушения того местного гения, который и вызвал призрак к жизни. Расширив поле нашего видения за границы единичного примера позднесредневекового итальянского ренессанса, поищем ренессансы в других сферах культурной жизни. Для удобства сгруппируем их следующим образом: ренессансы политики, права и философии; ренессансы языков, литературы и изобразительного искусства, религиозные ренессансы.

Политические проявления позднесредневекового итальянского ренессанса редко привлекали к себе внимание исследователя, несмотря на то что они предшествовали изменениям в сфере культуры, которые и запомнились как возрождение. В эстетическом плане итальянский ренессанс эллинизма начался с поколения, давшего миру Данте, Джотто и Петрарку, то есть на рубеже XIII-XIV вв. Политический же ренессанс заявил о себе уже в XI в., когда правление городами Ломбардии перешло от епископов к магистрату. Возрожденный эллинистический политический идеал, восторжествовав в XI в. в западнохристианских городских общинах Северной Италии, распространился затем и на феодальные монархии трансальпийской Европы, завоевав в конце концов все западное христианство. Влияние эллинистического призрака на западную политику проявлялось как в большом, так и в малом, захватив в результате всю общественную жизнь. Несколько поверхностный эффект заключался в пропагандировании культа конституционного самоуправления, что сказалось даже в обращении к аттическому понятию "демократия". Вызванный призрак доказал свою силу, стимулировав английскую, французскую и американскую революции. К концу XIX в. казалось, что демократия одержала в Западной Европе окончательную победу. Однако конечный идеал интернационального братства так и не был достигнут, отодвинутый тем обстоятельством, что демократия на современном христианском Западе оказалась национализированной и дегуманизированной.

Кроме того, даже во второй половине XIX в., когда, казалось бы, демократия торжествовала победу в Европе, остатки автократии все еще сохранялись в западном мире в режиме Габсбургов в Австро-Венгрии и Гогенцоллернов в Пруссии-Германии. И хотя обе эти анахронические автократии в конце концов пали, поверженные в ходе первой мировой войны, трансплантированная система ответственного парламентарного правительства так и не сумела там прижиться. Трагическая развязка европейской драмы, разразившаяся в 1939 г., явилась шоком для либеральных сторонников парламентарной демократии. Однако исторически это была реанимация абсолютистского призрака, таившегося в сердцевине западного общества, с тех пор как он впервые был вызван из эллинистической могилы одиннадцать веков назад. В настоящее время есть некоторые основания полагать, что с призраком покончено. Образ единства не утратил своей привлекательности, но решение объединяться через добровольную кооперацию в системе Европейского экономического сообщества представляет собой разрыв с кармой прошлого.

В незападном мире также можно наблюдать соответствующие ренессансы в политическом плане. Призрак Римской империи - универсального государства эллинского общества - вызывался и православными христианами, и западнохристианским эллинистическим обществом. В православном христианстве этот рывок был совершен столь мощно, что общество надломилось.

Перейдя от политики к праву, начнем обзор ренессансов с западной истории. Мы видели, что после того, как постэллинистическое междуцарствие в политическом плане заявило о себе расколом целостной Римской империи на мозаику государств-последователей, появление двух новых эллинистических христианских цивилизаций политически выразилось в попытках возродить павшую империю. Римское право, которое постепенно и тщательно разрабатывалось в течение десяти веков вплоть до поколения Юстиниана, с крахом Римской империи быстро вышло из употребления.

За разложением и смертью последовало появление новой жизни, что скоро проявилось как в правовом, так и в политическом планах. Однако как нарождающееся православие, так и западное христианство не сделали даже попытки возродить систему римского права. Каждое из этих обществ, демонстрируя искреннею преданность своей религии, пыталось создать для христианского народа особое христианское право. Однако первоначальный импульс вскоре иссяк, и наступил ренессанс сначала Закона Израилева, присутствовавшего в христианстве как часть еврейского письменного наследия, а затем и Кодекса Юстиниана, адекватность которого возрастала по мере взросления новых цивилизаций.

Кодекс Юстиниана подвергся, правда, значительным изменениям. Исправления вносились, как отмечалось, "для большей человечности". Кроме того, источником нрава было объявлено не законодательство, выработанное римским народом, а откровение Бога. Действие закона предписывалось понимать не как человеческое принуждение, а как божественное возмездие.

Для современного исследователя основная гуманизирующая сторона реформы Кодекса Юстиниана видится в либерализации римского закона, строго регламентирующего поведение в семье. В соответствии с Кодексом Юстиниана родитель пользовался неограниченной властью над своими детьми. Христианское влияние просматривается также в пересмотре брачного законодательства, по которому, согласно христианскому учению, брак не считался более личным и расторжимым договором, а становился публичным торжественным обетом.

Эти, как и другие, исправления были вдохновлены христианским богословием. Однако поскольку христианская церковь видела в книгах Ветхого завета, как и в Новом завете, божественное откровение, было почти неизбежным, что вслед за рождением нового христианского права рано или поздно возродится и израильское право.

В противоположность постепенности и неосознанности ренессанса Моисеева закона внутри православно-христианского права ренессанс римского права был и сознательным, и резким.

Говорить, что ренессанс римского права не отличался оригинальностью, будет, пожалуй, несправедливо. Ибо эффективность - вот то свойство, которое совершенно необходимо своду законов, а значит, неэффективность - более чем серьезный недостаток. Неудачная попытка возродить римское право в православии, предпринятая в IX в., доказывает неспособность его на деле заменить новое христианское право иконоборческих императоров и неумение изгнать конкурента - призрак закона Моисея, вновь появившийся из ветхозаветных предпосылок христианского права [+1].

Эллинистический дух, выраженный в позднем римском праве, был чужд православно-христианской среде. И в области семейного, и в области брачного права стремление возвратиться к юстиниановской практике вступало в компромисс с уже утвердившейся христианской системой. В области уголовного права также дальнейшее развитие получила система наказаний.

Хотя императоры македонской династии намеревались восстановить римское право, несправедливо, как они полагали, развенчанное, им не пришло даже в голову обосновать восстанавливаемое право независимыми актами человеческого волеизъявления. Исторически римское право, которое пыталась реставрировать македонская династия, было рукотворным актом римского народа. Но, защищая римскую правовую историю, законотворцы показали себя истинными православными христианами, признавая, что ни один закон не может быть обоснован иначе, как через участие Бога. Иными словами, они свято верили в "божественную догму" как правовую основу.

Другая великая правовая школа, прошедшая тем же путем заката и возрождения, - школа исламского права. Арабский шариат халифата был частично заменен варварскими кодексами в тех частях исламского мира, которые оказались под монгольским и оттоманским правлением [+2], оставаясь в полной силе лишь в египетской империи мамлюков. Однако когда Оттоманская империя стала расширяться в густонаселенные земли, где арабский язык и шариат никогда не теряли своей силы, шариат стал возрождаться и устанавливаться во всех обширных оттоманских владениях. Полная кодификация, предпринятая в XVI в. по приказу султана Сулеймана I, сохранялась затем в качестве основы оттоманского права вплоть до современных реформ XIX в.

Итак, нам осталось рассмотреть ренессансы философии. В ином контексте мы уже наблюдали, как конфуцианские ученые, пережившие исчезновение ханьского воплощения китайского универсального государства и окончательно закрепившие за собой монополию имперской государственной службы, после того как династия Суй восстановила империю Хань, сохранили этот статус и при последующей династии. Совершив столь замечательное возрождение в сфере государственной службы, конфуцианцы одержали одновременно победу над даосскими и махаяно-буддийскими соперниками. Восстановление в 622 г. официальных экзаменов по конфуцианской классике как метода отбора кандидатов на императорскую государственную службу [+3] означало, что даосы и буддисты явно проигрывают, ибо конфуцианцы были, конечно же, лучше подготовлены. Контраст между политическим поражением махаяны в период междуцарствия и политическим успехом христанской церкви, когда она в постэллинские времена использовала буквально каждый шанс, чтобы возвыситься в Западной Европе, подтверждает тот факт, что махаяна - по крайней мере в сравнении с христанством - политически несостоятельна. Несмотря на патронаж местных царей Северного Китая в период с надлома империи Цзинь в 316 г. [+4] до реставрации при династии Суй в 589 г., махаяна так и не смогла дать из своей среды дееспособных политиков. Однако, как только соперничество между махаяной и конфуцианством перешло из чуждого им политического плана в духовный, роли их самым драматическим образом переменились.

Конфуцианцы пошли на риск смены ролей, попытавшись свой политический триумф на государственной службе повторить в сфере духовной, реанимируя наследие, скрытое в книжном каноне. Процесс реконструирования философии из предмета, по которому они сдавали экзамен, начался неоконфуцианским мыслителем Хань Юем (768-824) [+5]. Неоконфуцианство началось и закончилось нападками на даосизм и махаяну, однако на деле оно впитало в себя наиболее фундаментальные заповеди этих соперничающих школ религиозной мысли. Даосская космология Инь-Ян вошла в систему неоконфуцианства, а школа Чань (Дзен) махаяны оказала наиболее мощное влияние на постбуддийское конфуцианство [+6]. Неоконфуцианство, таким образом, взяло у махаяны метафизический элемент, которого ему всегда недоставало. И хотя в некоторых отношениях оно пыталось восстановить подлинный дух конфуцианства, возрождение которого и было его первоначальной целью, такие попытки, тем не менее, оказались слабыми и робкими по сравнению с усердием буддизма махаяны, не прекращавшего заниматься философией, первоначально предназначенной для возрождения добуддийской идеологии. Таким образом, дух махаяны захватил неоконфуцианский философский ренессанс, а попытки императорских конфуцианских чиновников изгнать экзотическую махаяну оказались обреченными на провал. Махаяна еще более окрепла в воссоединенной и социально более развитой империи.

Конфуцианская попытка подавить и по возможности ликвидировать махаяну в Китае оказалась неудачной. Однако даже если бы махаяна и была разрушена одиннадцать веков назад, эта бесславная политическая победа оказалась бы в результате сильно обесцененной уступками неоконфуцианцев, позволивших увлечь себя в метафизические сети. Как мы видели, лидеры неоконфуцианства поддались влиянию махаяны еще до начала великих преследований 842 г. [+7] а элементы изысканно китаизированного чань-буддизма продолжали и после этого проникать в неоконфуцианский интеллектуальный канон.

Можно вывести общую мораль из исторических примеров, свидетельствующих о попытках превратить призраки мертвых идей в живые идеи или институты. Некрофил может вызвать призрак, но его ждет неудача, если он станет отождествлять его с самим собою. Ведь призрак бесплотен и незрим, и тщетны попытки живого существа укрыться за ним. Так и форма махаяны видна сквозь слабое мерцание неоконфуцианства.

С другой стороны, если проследить ренессанс эллинской философии Аристотеля в западнохристианской истории, то мы увидим иной сюжет. Конфуцианство подчинилось религии, которая с официально конфуцианской точки зрения императорского режима была чужим и непрошеным пришельцем; неоперипатетизм проник в теологию, считавшую Аристотеля - даже Фома Аквинский обычно ссылался на него как на "философа" - язычником, к которому следует относиться с подозрением и осторожностью. Фактически же призрак эллинского философа завоевал христианскую церковь, он проник в ее лоно, наполнив собою богословие. Призрак китайского философа, напротив, был завоеван махаяной, которую конфуцианцы хотели изгнать из Китая, упорно считая только себя хозяевами страны. Таким образом, общее у этих двух историй с призраками сводится к тому, что более сильной оказывается сторона, не находящаяся у власти: именно на этой стороне и происходит ренессанс идей.

РЕНЕССАНСЫ ЯЗЫКА, ЛИТЕРАТУРЫ И ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОГО ИСКУССТВА

Ренессанс литературы и искусства сильно отличается от аналогичных процессов в области права и политики. Художественный стиль в отличие от системы правления или правовой системы возникает не как отражение конкретных запросов и насущных нужд, возникающих в данном пространстве и в данное время. Вез сомнения, социальная среда оказывает существенное влияние на форму и содержание произведения искусства. Художник в этом смысле является узником своего века и своего сословия. Однако субъективный опыт подсказывает, что элемент произвольности и непредсказуемости в изящных искусствах затрудняет точные определения и классификации, сколь бы тщательным ни был анализ. Искусство опосредует человеческие восприятия и рефлексии таким образом, что значение его интуиций и прозрений не ограничивается локальными обстоятельствами исторического времени и пространства, в которых оно рождено. Хотя произведение искусства вписывается в исторический контекст через определенный стиль и предметы - и это зачастую воспринимается как наиболее безошибочный признак тождества с социальной средой, - тем не менее сущность того, что мы называем искусством, остается неисповедимой и непознаваемой тайной, истинный смысл которой совсем не зависит от эпохи, ее породившей.

Изящные искусства, таким образом, соединяют и примиряют логически несовместимые категории необходимости и свободы. Именно эта двойственность и содержит секрет влияния литературы или произведений изобразительного искусства на жизнь общества. Эта магическая сила обладает способностью становиться еще действеннее в жизни сыновне родственного общества, куда проникает призрак искусства отцов. Эстетический стиль, в определенном смысле изначально произвольный, оказывается вдвойне произвольным, когда он возрождается в чужой социальной среде, где уже народился свой собственный стиль. У представителей местного эстетического стиля, как правило, мало аргументов в споре с пришельцем. Ни один художественный стиль не может апеллировать, подобно системе власти или права, к общепринятой практике решения местных социальных проблем. Он не может также апеллировать к естествознанию или технологии, претендующим на единственно рациональную интеграцию знания в той или иной области. Спор между своим и чужим в искусстве может разрешиться выяснением одного вопроса: удовлетворяет ли данный стиль духовным потребностям общества? Достоинства сторон взвешиваются на весах вечных и всеобщих ценностей. При подобных условиях ставки выравниваются. Пришелец из прошлого имеет равный шанс на успех с живым стилем современности.

Живой язык имеет свою собственную жизнь, отличную от жизни литературы, для которой он служит посредником. Являясь одним из условий возникновения литературы, язык может развиваться и своим собственным путем, как средство устной человеческой речи, независимо от развития письменности. Первоначальная связь между языком и литературой обращается в свою противоположность, когда литература и язык воскресают из мертвых, ибо призрак языка может посетить живой мир только как паразит на призраке литературы. Касаясь ренессанса языка и литературы, нельзя отделять одно от другого. Тяжкий труд изучения мертвого языка в принципе возможен только благодаря наличию памятников литературы, написанных на этом языке. Литературный ренессанс, стало быть, сводится не к тому, чтобы научиться говорить на мертвом языке, а к тому, чтобы научиться на нем писать.

Первый шаг в этом многотрудном деле - восстановление памятников "мертвой" литературы; второй шаг - изучение их, толкование; третий шаг - создание подделок, которые могут выглядеть как пародии, если они не озарены мощным светом вдохновения и преклонения перед авторитетом оригинала. Если проследить последовательность этих ступеней, то можно убедиться, что стадии пересекаются и что каждая стадия отличается от других не только хронологически.

В самом начале литературный ренессанс предстает как результат труда коллективного, а не индивидуального. Типичный памятник литературного ренессанса этой ступени - антология, тезаурус, свод, словарь или энциклопедия. Труды эти, как правило, создаются учеными по указанию государя. Августейший покровитель коллективных трудов такого рода - это обычно правитель возрожденного универсального государства, которое само по себе является продуктом ренессанса в политическом плане.

Самыми активными собирателями и издателями сохранившихся произведений "мертвой" классической литературы, были, пожалуй, императоры последовательно возрождавшихся китайских универсальных государств. В сравнении с их трудами заслуги в этой области императора Константина Багрянородного (912-959) выглядят куда скромнее, хотя по другим стандартам его собрание и классификация сохранившихся памятников эллинской классической литературы могли бы считаться значительным вкладом в науку [+8].

В более второстепенном деле толкования смыслов антологизированной литературы китайская ученость также оставляет всех позади. По крайней мере, три известные энциклопедии китайского знания были составлены в эпоху правления династии Тан и четыре - Сун. В эпоху Мин и маньчжурского завоевания их использовали как базу для еще более полного собрания китайской лексикографии. Византийские ученые также не пренебрегали подобными занятиями, но ни один из них не может сравниться по широте охвата материала и по учености с китайскими исследователями.

Следующая ступень в развитии литературного ренессанса - это подделки под классическую литературу. Здесь пальма первенства должна быть отдана группе византийских ученых-историков, которые начиная с XI в. избрали посредником литературного возрождения устаревший аттический диалект койне.

Если бросить общий взгляд на китайский, православный и западный ренессансы классических языков и литератур, легко заметить, что китайский и православный ренессансы, схожи между собой, однако от западного отличаются в двух отношениях. Во-первых, каждое из двух незападных движений успешно и последовательно продвигалось вперед, не зная перерывов, тогда как западный литературный ренессанс, имевший место в Италии в XIV-XV вв., был предвосхищен неудачным ренессансом в Нортумбрии в VIII в. [+9]. Во-вторых, контрдвижение, положившее конец каждому из двух незападных ренессансов, не было порождено соперничающей местной культурой. В китайском мире и православном христианстве общество даже не пыталось изгнать призрак. В этих случаях чужеродный пришелец был изгнан другим чужаком, явившимся в обличье западной цивилизации, которая захватила православие в XVII в., а Китай - на рубеже XIX-XX вв. В отличие от этого современный западный ренессанс эллинской литературы прекратился к концу XVII в. благодаря внутреннему вдохновению, охватившему местную западную литературу, за чем последовала решительная победа антиэллинской "контрреволюции".

Неудачная попытка первого литературного ренессанса эллинизма в западном христианстве произошла одновременно с рождением самой западной цивилизации. Островным пророком этого движения в Нортумбрии был Беда Достопочтенный (ок. 675-735). Континентальным апостолом возрождения в Каролингии был Алкуин Иоркский (ок. 735-804), начавший возрождать эллинизм в его греческих и латинских одеяниях. Алкуин мечтал возродить призрак Афин при поддержке Карла Великого [+10]. Однако видение исчезло, не успев родиться, и когда семь столетий спустя оно снова возникло в узком кругу гуманистов, то оказалось весьма призрачным и эфемерным, каким, впрочем, и положено быть тени.

Иллюзорное сходство с реальной основой, которое демонстрировал этот призрак при своем втором появлении, несколько извиняет гуманистов за их слепую веру в то, что сбывается мечта Алкуина. Это заблуждение можно было бы оправдать в том случае, если бы искреннее убеждение гуманистов, что западная цивилизация и эллинизм представляют собой два лика одной сущности, доказало свою истинность.

Подобное предположение гуманистов есть одна из заповедей некроманической идеологии. Мотивом эвокации призрака является желание изменить мировоззрение и поведение современников. Если желанных изменений не происходит, то и эвокация бесполезна. Мера некроманического успеха - это степень, в какой изменяется предыдущий курс. Однако всегда следует помнить, что призрак, вызываемый из прошлого, не путеводный маяк, а всего лишь обманчивый блуждающий огонек, способный сбить с проторенного пути; и поэтому польза от него возможна лишь тогда, когда, сбившись с пути, человек или общество способны вновь нащупать свою главную дорогу. В этом состоит смысл западного литературного ренессанса эллинизма, нашедшего широкий отклик в умах, отзвуки которого слышатся до сих пор.

Призрак эллинизма, изгнанный из Европы к концу XVII в., то есть через каких-нибудь два или три столетия после своего посещения западного мира, оказал к тому времени столь сильное воздействие на общество, что мы с полной уверенностью можем сказать, что глубокий след ренессанса прослеживается и по сей день. Культурная гражданская война против эллинизма развернулась в XVI в. Начатая Боденом, она была с еще большей смелостью продолжена Бэконом и Декартом, а окончательную победу одержали Фонтенель во Франции и Уильям Уоттон в Англии [+11].

Многочисленные энциклопедии, которые с 1695 г. неоднократно издавались и переиздавались на Западе, все увеличивая свои объемы и все сокращая интервалы между переизданиями, как могли принижали мудрость эллинов, безмерно возвышая достоинства западных достижений в новейших областях знаний. В математике, естествознании и технологии западные претензии на первенство, возможно, вполне обоснованны. Что же касается эстетики, морали и религии, то есть сфер, где неприменимы понятия прогресса и новизны, весьма сомнительно, чтобы западный Фауст был признан более достойным божественной благодати, чем эллинский Прометей. Однако одно совершенно неоспоримо: в конце XVII в. западный мир вышел из-под влияния призрака эллинизма.

Можно ли указать какую-либо определенную черту, позволившую Западу освободиться от призрака прошлого без посторонней помощи, но не проявившую себя подобным образом в Китае и православии? По крайней мере одну такую черту мы уже обнаружили. На Западе наблюдалась прерывность попыток возрождения эллинизма, тогда как в православии и Китае процесс имел непрерывный характер. Интервалы в западном литературном ренессансе позволяли свободно развиваться местным литературам. Западная поэзия на местных языках противопоставлялась эллинской традиции, вводя тоническое стихосложение, основанное на ударных словах, что характерно для романских и тевтонских языков Западной Европы. Западнохристианский тонический стих обогатился также принятием арабского ритмического типа стихосложения. Революционный переворот был подкреплен успехами провансальских трубадуров. Впоследствии Данте в "Божественной комедии" предпочел рифмованные терцины латинскому гекзаметру. Сделав этот исторический выбор, Данте сумел выразить дух своего времени, соединив приемы местной поэзии с культом возрожденного эллинистического наследия. Он сумел стать одновременно представителем и ренессанса, и новой жизни. Его способность достичь столь удивительной творческой гармонии в некоторой степени объясняется тем счастливым актом, что в Италии на рубеже XIII-XIV вв. влияние возрожденной эллинской культуры не было тотальным.

Средневековая латинская поэзия, написанная между XII и XV вв., производит впечатление местной поэзии, маскирующейся в латинские одеяния. Хотя слова латинские, но ритм, рифма, чувство и дух - уже не латинские, а местные. Итальянские гуманисты XV в., с усердием и педантизмом возрождавшие эллинизм, владели латынью столь совершенно, что их стихи можно было перепутать с поэзией Лукиана или Овидия. Однако они тем самым просто убили местную поэзию на латыни, не достигнув своей главной цели - вытеснения свободно развивавшейся поэзии на местном языке классической латинской поэзией. Как ни парадоксально, но за изящным искусством классической верификации гуманистов последовал не закат местной западной литературы, а новый ее взрыв, легко затмивший своим сиянием академические упражнения гуманистов.

В XIX в., когда греко-православное чувство презрения и враждебности к Западу сменилось восхищением и подражательством, можно было ожидать, что одним из первых плодов этого культурного процесса будет освобождение новогреческого языка от мертвой руки эллинизма, возрожденного в греко-православном христианстве до того, как оно вступило в контакт со своей сестрой на Западе. Однако, к сожалению, греки отравились ядом национализма из того же самого западного источника. Следствием этого явилось укрепление в сознании греков идеи, что их язык является прямым потомком древнегреческого, а православно-христианская цивилизация дочерне родственна эллинской цивилизации. Эта не совсем точная интерпретация исторических фактов завела греков в сети лингвистического архаизма. Они стали искусственно пополнять свой родной язык аттической лексикой, усложнять его грамматические правила и нормы. Таким образом, в лингвистическом и литературном плане "восприимчивость" греков к западной культуре привела к парадоксальному результату закабаления, а не освобождения живого греческого языка.

В китайском мире популярная литература, написанная на разговорном живом языке, также выросла на руинах классического языка и литературы. Однако авторитет лингвистической и литературной классики в Китае был чрезвычайно устойчив и постоянно укреплялся тем, что классический язык и стиль были официальными посредниками образования и администрации. В силу этого расцвет местной литературы тормозился даже самими авторами; она считалась вульгарной и презираемой. Права местной китайской литературы были восстановлены лишь в 1905 г., когда были упразднены экзамены по китайской классической литературе для поступления на государственную службу. Живой lingua franca "мандаринов", на котором развивалась местная литература, стал претендовать на статус законности, когда упразднили обязательность мертвого языка конфуцианской классики.

Перейдя к изобразительным искусствам, можно заметить, что ренессанс в этой области - относительно общий феномен. Среди наиболее известных примеров - возвращение к аккадскому стилю барельефов в IX, VIII и VII вв. до н.э., когда возрожденное аккадское искусство стало с величайшим успехом распространяться в Ассирии [+12]; возрождение в X-XII вв. в миниатюре эллинского стиля изготовления барельефов, среди которых наиболее впечатляющими образцами были аттические шедевры V и IV вв. до н.э., на византийских диптихах, которые делались не из камня, а из слоновой кости [+13]. Эти художественные ренессансы, однако, ни по размаху, ни по беспощадности уничтожения предшествующих стилей не сопоставимы с ренессансом эллинистического изобразительного искусства в западном христианстве. Эвокация призрака эллинского искусства имела место в архитектуре, скульптуре и живописи. Во всех этих областях ренессанс утвердился до такой степени, что, когда эпоха его закончилась, западные художники оказались в растерянности и долго еще не знали, как поступить с вновь обретенной свободой.

Местный гений был парализован во всех трех сферах изобразительного искусства. Однако самым необычным оказался триумф эллинистического ренессанса в скульптуре. В этой области французские произведения XIII в., исполненные в оригинальном западном стиле, достойны сравнения с шедеврами эллинистической. древнеегипетской и махаяно-буддийской школ периодов их расцвета. В области живописи, напротив, западные художники не сумели сбросить с себя опекунство более зрелого православного искусства; а в области архитектуры романский стиль - который самим названием указывает, что он наследник последней фазы эллинистической цивилизации, - уже был перекрыт распространяющимся новым "готическим" стилем, который независимо от своего неверного названия на самом деле пришел из сирийского мира.

Готическая архитектура, уже давно выйдя из моды в Северной н Центральной Италии, продолжала развиваться в Северной Европе до первой четверти XVI в. В Италии она не сумела столь решительно, как в трансальпийской Европе, заменить собой романский стиль. Италия была мостом, по которому чужое влияние, извлеченное из умершего эллинистического прошлого, впервые попало на западную почву. Последовательные этапы продвижения в архитектуре эллинистического стиля, вытеснявшего как романский, так и готический, можно проследить в истории строительства кафедрального собора Санта-Мария дель Фьоре во Флоренции в 1296-1461 гг. Решение флорентийцев от 1294 г. снести средневековый кафедральный собор, чтобы возвести на его месте новое сооружение, воспринимается как символический акт воинственного наступления эллинизаторов на господствовавший средневековый стиль. Кульминацией этой длительной архитектурной драмы была победа Филиппе Брунеллески (1377-1446), отстоявшего в публичной борьбе свой проект купола для нового собора, в котором были использованы секреты поздней эллинистической архитектуры.

Купол Брунеллески произвел сильное впечатление на воображение западного мира. В течение четырех столетий после Брунеллески, когда его последователи исчерпали все ресурсы возрожденной эллинистической техники, цель их технических нововведений сместилась в сторону усиления эстетических достоинств. Местный романский и иностранный готический стили угасли задолго до того, как были исчерпаны запасы эллинистического рога изобилия. Сила влияния эллинистического ренессанса на западный гений прослеживается и в тех трудностях, с которыми встретилось распространение достижений промышленной революции. Промышленная революция принесла западному миру несравненно более удобный строительный материал, предложив металлические балки. Однако западные архитекторы XIX в. упорно продолжали придерживаться классического и готического стилей, избегая в своих конструкциях металла. И лишь значительно более позднее поколение архитекторов открыло для себя всю широту возможностей применения стальных конструкций, освобождающих творца от строгих норм классического или же готического образца.

Если в области архитектуры художественный гений Запада столь долго находился под влиянием эллинистического ренессанса, то не в меньшей мере это сказалось и на живописи или скульптуре. Со времен Джотто (1266-1337), то есть более чем полтысячи лет, современная западная школа живописи, бесспорно, придерживалась натуралистических идеалов эллинского изобразительного искусства, его постархаического периода. Изобразительное искусство тщательно разрабатывало множество различных способов передачи света и теин, пока наконец эти затянувшиеся попытки, имеющие своей целью приближение к фотографическому эффекту с помощью художественной техники, не были прерваны неожиданным изобретением самой фотографии. Таким образом, когда наука выбила почву из-под ног художников, некоторые из них обратились в поисках дорафаэлевского стиля к византийскому искусству. Другие выработали принципиально новый подход, также открытый достижениями науки. От фиксации визуальных впечатлений они обратились к поискам художественных способов передачи духовного опыта. Аналогичное движение охватило и скульптуру.

Таким образом, к моменту написания этих строк влияние ренессанса эллинизма на западный гений утра шло свою силу во всех областях изобразительного искусства. Однако трудность и длительность лечения показывают, сколь серьезным и глубоким было вмешательство.

РЕЛИГИОЗНЫЕ РЕНЕССАНСЫ

В области религии классический пример дает иудаизм в его многовековом победоносном самораскрытии нежелательного, хотя и неистребимого присутствия внутри христианства. Отношение христианства к иудаизму евреями воспринимается с горькой ясностью, а для христианского сознания оно всегда было озадачивающе двусмысленным. В понимании евреев христианская церковь была сектой отступников, воспринявших ложное учение заблуждающихся, хотя и идеалистически настроенных галилейских фарисеев. Христианизация эллинистического мира для них казалась не божественным чудом, а языческой уловкой; ибо успех этот был достигнут отступлением от двух кардинальных принципов иудаизма - двух высших заповедей Яхве - монотеизма и антииконизма. Если бы еврейство захотело предать веру в своего Господа и пошло на компромисс с эллинским политеизмом и идолопоклонством, оно и в этом случае сумело бы склонить эллинов к принятию своей веры ценой фактической капитуляции иудаизма по этим двум важным пунктам.

После того как христианство пошло на компромисс с эллинизмом, еврейство еще более замкнулось на откровениях и заповедях своего Господа. "Возьмите все снаряжение Бога, чтобы в недобрый час вы могли устоять, и, сделав это, стойте. Держитесь, истиною препоясав чресла свои" (Эф. 6, 13-14).

Победившая христианская церковь могла бы попросту игнорировать презрение евреев к своему сенсационному триумфу, если бы само христианство не хранило в теории верность еврейскому наследию монотеизма и антииконизма, уступив на практике эллинскому политеизму и идолопоклонству. Поскольку Ветхий завет - составная часть христианской Библии, именно он является слабым местом церкви в защите против иудейской критики. Через него стрелы этой критики достигают самого сердца христианства. "У тебя нет других богов, кроме Меня", "Не сотвори себе кумира или образа всякой твари, земной, небесной или в водах живущей, и не служи им, и не носи им жертвы" (Исход 20, 3-5). И для христиан, и для иудеев божественные заповеди эти неоспоримы и выполнять их следует без каких-либо отступлений.

Десять Заповедей - сущность Ветхого завета. И Новый завет постоянно обращается к авторитету Писания, ибо Христос пришел исполнить его. Ветхий завет, таким образом, является фундаментом, на котором воздвигнуто здание христианства. Ни единого камня нельзя изъять из фундамента, не рискуя разрушить все здание. Однако как христианским апологетам отвечать на упреки евреев, что практика церкви противоречит ее древнееврейской теории? Требовался какой-то довод, прежде всего для того, чтобы убедить самих христиан, что еврейские аргументы лишены смысла. Логика еврейских рассуждений глубоко ранила христианскую душу, порождая чувство греха. Таким образом, иудаизм почувствовал, что он в состоянии взять реванш, развернув одновременную борьбу на двух фронтах. Битва за души вне пределов христианства среди упрямого необращенного еврейства была для церковных властей менее страшна, чем борьба, развернувшаяся внутри христианства, между поверхностным христианским язычеством эллинистического происхождения и по-еврейски утонченным христианским сознанием.

После номинального обращения в христианство эллинистического языческого мира в IV в. разногласия внутри теперь уже панэллинской церкви затмили спор между христианами и иудеями. Но богословская война на внешнем фронте вновь вспыхнула в VI-VII вв. как результат пуританского самоочищения, начавшегося в конце V в. в палестинской еврейской общине. Местная реакция еврейства, направленная против распущенности внутри своей общины, допускавшей под влиянием христианства изображения в синагогах животных и даже изображения людей, была лишь эпизодом в длительной христиано-иудейской борьбе. Если посмотреть на череду разногласий между христианскими иконопочитателями и христианскими же иконоборцами, невольно поражаешься упорству и размаху борьбы. С самого начала, с момента победы христианской церкви над языческим режимом императора Диоклетиана, мы видим, как конфликт, вспыхнув, почти ни разу не угасал полностью, продолжаясь из века в век в течение всей христианской эры.

Исторические свидетельства подтверждают витальность иконоборческого движения как в центре, так и на окраинах христианства в течение четырех столетий вплоть до того момента, когда византийский император Лев Исавриец сам присоединился к нему; и они объясняют также, как случилось, что в православном христианстве этот призрак иудейской иконофобии смог столь резко самоутвердиться. В 726 г., когда началась кампания разрушения образов, это уже была не эвокация призрака из мертвых, потому что призрак к тому времени был успешно вызван и витал в течение нескольких столетий. Это был удобный случай дать призраку завладеть сознанием своей жертвы.

Ранессанс иудейской иконофобии в православном христианстве похож на литературный ренессанс эллинизма на Западе. Он наступал двумя волнами: в 726-787 и в 815-843 гг. Между активными фазами был период временного затишья. Предчувствием поражения, например, наполнено компромиссное соглашение, заключенное в 843 г., когда наконец на театре действий этого пятивекового конфликта наступил продолжительный мир.

Но это соглашение не явилось окончательным решением вопроса. Временное восстановление иконопочитания в православном христианстве решением Никейского Собора 787 г. вызвало несогласие и протесты в землях Карла Великого [+14]. И хотя официальный протест был отклонен папой Адрианом I (772-795), не поддержавшим предложения Карла Великого объединить усилия против актов второго Никейского Собора, взрыв в Европе все-таки произошел, хотя и намного позже. Этот взрыв разразился в XVI в. в виде взлета ориентированной на Ветхий завет иконофобии в Германии. И был он не менее мощным, чем взрыв VIII в. в Анатолии. Исторические последствия его ощутимы до сих пор.

В протестантской реформации западного христианства иконоборчество было реализацией одной из двух фундаментальных заповедей иудаизма, но это был не единственный призрак, вынесенный на поверхность иудейским ренессансом. Раскольники римского католичества XVI в. были охвачены, например, субботничеством. Правда, возрождение этого иудейского элемента в протестантизме объяснить куда труднее. Обязательное соблюдение суббот и других обрядов в еврейской диаспоре явилось эффективным ответом на вызов сохранения своей самобытности в условиях крайне враждебного окружения. И тем не менее, феномен субботничества в западном христианском мире нельзя отнести только на счет необычных обстоятельств еврейского рассеяния.

Главная цель протестантов заключалась в возвращении к древним обрядам первоначальной церкви. И здесь мы наблюдаем стирание различий между практикой древней христианской церкви и иудаизмом, что в период раннего самоутверждения церкви было важной отличительной чертой. Так, ранняя церковь, отделяясь от иудейства, перенесла "день Господень" с субботы на начало недели. А протестанты вдруг начали воскресенье называть "субботой", прилагая к этому дню все древнееврейские субботние табу. Могли ли "библейские христиане" не знать, что "суббота дана человеку, а не человек субботе" (Марк 2, 27)? Могли ли они, не вникая в смысл, читать те многочисленные места евангелий, где подчеркивается факт разрыва Иисуса с обязательностью субботних обрядов? Могли ли протестанты не заметить, что Павел, почитаемый ими выше других апостолов, отверг и отменил Закон Моисея? Ответ на эти вопросы кроется в том, что, заменяя авторитет папства авторитетом Библии, протестанты реанимировали не только Новый завет, но также и Ветхий завет. И в борьбе между двумя возрожденными силами за господство над протестантской душой победу одержал дух иудаизма.

Таким образом, ренессанс субботничества стал впечатляющим свидетельством неослабевающей силы призрака, который не прекращал сеять смуту с самого момента своего появления.

Хотя ренессанс элементов иудаизма в христианстве впечатляет, это не единственный пример проявления данного феномена в области религии. Чаще всего религиозный ренессанс принимает форму возрождения отдельных черт религии предков. Западный христианский мир пережил несколько движений этого рода, иногда ради лишь незначительных сдвигов в сторону какой-либо ортодоксальной черты. Однако время от времени вспыхивало яростное пламя, раздуваемое страстью к реформам и самоочищению. Кульминацию подобного порыва можно видеть в протестантской реформации XVI в.

Япония, пережив катастрофу второй мировой войны, породила множество новых религиозных сект. Большинство из них основывалось на каком-то элементе, взятом из традиционного синтоизма или буддизма, приспосабливая его к психологии народа, деморализованного фактом лишения императора божественного статуса и последующим выхолащиванием официальной государственной религии. Таким образом предпринимались попытки заполнить духовный вакуум искусственно восстановленной верой [+15].

Сколь бы ни расширялась пропасть между традиционной религиозной ортодоксией и текущим непосредственным опытом, она в конце концов преодолевается некоторой формой религиозного возрождения. Обветшалость религиозного учения в какой-то период может предстать как подтверждение взгляда, согласно которому религия не нужна и иллюзорна. Однако в обществе никогда не исчезает тенденция искать духовные ресурсы для своего самоутверждения через возрождение веры прошлого, - прошлого еще более далекого, чем та эпоха, когда зародилась их дискредитированная ныне вера. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, например, современная реакция на процессы загрязнения окружающей среды порой выражается в понятиях древней веры в священность Природы. Еще наши предки интуитивно чувствовали, что Человек не может безнаказанно вредить Природе. А наш собственный опыт с полной очевидностью доказывает, что естественный мир - это не бездонный источник, из которого человек может черпать до бесконечности, а целостная экологическая система, частью которой является сам человек и которую он не может нарушить без катастрофических последствий для самого себя.

Комментарии

[+1] Приспособление Кодекса Юстиниана к новой реальности воплотилось в составленном в 726 (или 741 - датировки расходятся) г. по инициативе Льва III Сирина нового свода законов - Эклоги, - кардинально расходящегося с римским правом, хотя и составленного из выдержек из Юстиниановых конституций. В Эклогу включены были заповеди Моисеевы, отредактированные и представленные как юридические нормы. При втором императоре Македонской династии. Льве VI Мудром (866-912, прав. с 886). был составлен новый свод - Василики - попытка реставрации римского права. При Константине VII Багрянородном (905 - 959, прав. с 913) в него были внесены изменения, напрочь меняющие его суть и смысл. О том, насколько Василики были не приспособлены к реальной юридической практике, свидетельствуют споры ученых, которые никак не могут решить, было ли это реальное законодательство, энциклопедия или учебное пособие по римскому праву.

[+2] Шариат - свод правовых и теологических норм исламского права, основанный на Коране, противопоставлен здесь адату - обычному праву.

[+3] Чиновничество - правящее сословие в старом Китае - формировалось не на наследственной основе, а на системе экзаменов. Любое лицо независимо от происхождения, сдавшее экзамены (испытания были разных степеней), могло рассчитывать на любую должность, вплоть до высших, если были сданы экзамены высшей ступени. Эта система возникла во II в. до н.э. при династии Хань и приняла окончательную форму ок. 622 г., вскоре после воцарения династии Тан. В основе экзаменов лежали проверка знания конфуцианской литературы и умение комментировать ее.

[+4] В 316 г. гунны взяли столицу империи Цзинь и государь попал в плен.

[+5] Поэт и философ Хань Юй под возвратом к древности понимал не только следование принципам древней поэзии, но и восстановление истинного конфуцианского учения, очищенного от схоластических комментариев, противопоставленного туманным мистическим и аскетическим концепциям буддизма, уводящего . от ясности мышления и следования долгу по отношению к семье и государству.

[+6] Космогония Инь - Ян существовала в Китае еще до возникновения даосиозма и нашла свое отражение и в раннеконфуцианских идеях: особо популярным это учение в неоконфуцианстве стало под влиянием даосов. Буддийская школа Чань (Дзэн) возникла в Индии, но оформилась в Китае в VII в. не без влияния даосизма. Чань учит возможности достижения просветления наитием - если отказаться от себя и слиться с абсолютом. Для достижения этого просветления использовались определенная психотехника, но также и гротескный стиль поведения. Чань-буддизм оказал огромное влияние на культуру Китая и Японии, особенно на живопись, поэзию и каллиграфию, но не на философию неоконфуцианства. которое школа Чань презирала за приземленность.

[+7] В 841-846 гг. в Китае развернулось поддержанное двором и высшим чиновничеством движение за искоренение буддизма, поднятое императором Уцзуном.

[+8] По инициативе Константина Багрянородного было составлено 53 объемистых сборника выписок из античных авторов по разнообразнейшим отраслям знания: от военного дела до агрономии, от литературы до организации дворцовых церемоний.

[+9] Во 2-й пол. VII в. Нортумбрия стала центром монастырской культуры. Монах Беда Достопочтенный (673-735), знаменитый историк и писатель, основал в Ярроу (Джарроу) и Йорке латинские школы, пособия для которых составлял сам. Полем деятельности Беды и его учеников был мир школы, и стремление к чистоте латинского языка не переходило у них в тяготение к античной культуре.

[+10] Речь идет о т. н. Каролингском Ренессансе, относительно кратковременном подъеме латинской образованности при дворе Карла Великого. Там сложился во главе с самим Карлом кружок образованных людей из разных стран Европы, названный впоследствии Академией. Душой этого кружка был англосакс Алкуин (ок. 735-804): его участники сочетали увлечение античной культурой с приверженностью к христианству. Каролингское Возрождение практически не вышло за пределы этого кружка, несмотря на активные усилия его деятелей и самого Карла по созданию широкой сети школ.

[+11] В кон. XVI - XVII в. произошла реакция на одностороннее увлечение идеями Античности; противники поздних гуманистов выступали за активное развитие позитивных наук и техники в противовес скрупулезному изучению античных текстов, утверждали, что наука, искусство и литература современности не уступают древним. Сторонниками этого течения были французы Жан Боден (1530-1596), Рене Декарт (1596-1650), писатель и философ Бернар ле Бовье де Фонтенель (1657-1757), англичане Френсис Бэкон (1561-1626) и археолог Уильям Уоттон (1666-1727).

[+12] Современные исследователи считают, что искусство длинных каменных блоков заимствовано ассирийцами у хеттов. Разнообразие светской тематики в искусстве ассирийцев контрастирует с довольно ограниченным кругом сакральных образов в аккадском искусстве.

[+13] Вряд ли можно говорить о прямом влиянии античных высоких рельефов, располагавшихся на фронтонах храмов, на искусство возникших в позднем Риме и Византии консульских и императорских диптихов (небольших двустворчатых складней из слоновой кости; на одной створке вырезан низким рельефом портрет консула или императора в полный рост, на другой - чаще всего Христос или ангел; эти диптихи изготовлялись при восхождении императора на престол или вступлении консула в должность), относящихся не к миниатюре, а к мелкой пластике. Античные реминисценции возникали в византийском искусстве в целом в разные периоды по-разному. Одной из эпох повышенного влияния Античности был т. н. Македонской Ренессанс (IX-Х вв., время правления Македонской династии), тогда как эпоха правления династии Комнинов (XI-XII вв.) характеризуется определенным оттеснением античных традиций.

[+14] В ответ на решения Никейского Собора Алкуин по приказу Карла Великого составил в 790-794 гг. т. н. "Каролингские книги", где осуждалось поклонение иконам как идолопоклонство, хотя признавалось допустимым помещение икон в церквах в дидактических целях. Эти мнения, утвержденные поместными Франкфуртским (795) и Парижским (824 или 825) Соборами, не стали официальным учением западной Церкви, но способствовали определенной эмансипации искусства от культа.

[+15] До 1945 г. официальной религией Японии был синтоизм - древняя языческая религия, состоящая в поклонении локальным божествам, духам природы, обожествленным героям, правителям и императорам; это не мешало широчайшему распространению махаянистского буддизма различных толков, так что большая часть населения Японии исповедует обе религии одновременно После второй мировой войны в Японии распространилось большое число необуддийских, неосинтоистских и синкретических буддийско-синтоистских сект.

[ << ] [ Начала Этногенеза ] [ Оглавление ] [ >> ]