Глава V

ПРАВЛЕНИЕ ВАСИЛИЯ III

1. Василий и его советники

Карта 4. Россия около 1530 г. (75 КВ)

Правление Василия III кажется, на первый взгляд, менее заметным и не столь значимым для истории, как период пребывания у власти его отца, Ивана III, завершившийся единением Великой Руси, и полное драматических событий царствование его сына, Ивана IV. В окружении двух Иванов Василий III выглядит не такой яркой личностью, и его царствование часто характеризуется как всего лишь продолжающее отцовское или предшествующее сыновнему. Некоторые исследователи склонны говорить о его времени как о переходном периоде - термин, к которому историки часто прибегают, не желая подробно анализировать ту или иную стадию исторического развития.

Деятели западной науки смогли по достоинству оценить Василия III, благодаря посланнику германского императора, барону Сигизмунду фон Герберштейну. Барон прибыл в Москву во время его правления и проявил себя тонким наблюдателем и компетентным аналитиком. Герберштейн владел славянским языком и сумел понять Русь, русских людей в значительно большей степени, нежели кто-либо еще из его коллег-дипломатов. В своей знаменитой книге о Руси, основанной на серьезном изучении русской истории и общества, а также на его личных впечатлениях, Герберштейн отмечает, что "в том, как он управлял своим народом", Василий "легко превзошел всех правителей целого мира". Согласно Герберштейну, русские "открыто заявляли, что воля князя - это воля Господа и что все, что делает князь, делается по воле Господа. Точно так же, если кто-то задает вопрос о чем-то неясном или сомнительном, русские привычно отвечают, что о том ведают Господь и великий князь".[+1]

Уверенность в собственной исключительности была внушена Василию как его дальновидным отцом, так и хитрой византийской царевной, его матерью. Византийскую дипломатичность, действительно, можно почувствовать во всей политике Василия, особенно в международных делах. Подавляя сопротивление его власти Руси, он использовал жесткую силу, или хитрость, или и то другое. Следует отметить, что он редко прибегал к смертной казни, чтобы расправиться со своими противниками, хотя многие из них по его приказу были заключены в тюрьму или изгнаны. Это резко контрастирует с той волной террора, которая захлестнул Русь во время царствования его сына, царя Ивана IV.

Не только тщеславие побуждало Василия проводить жеста политику объединения Русского государства. Так же, как и отец, он, несомненно, преследовал и государственные интересы. Русь находилась в окружении враждебно настроенных государств особенное беспокойство вызывали южные и юго-восточные границы, и это убеждало Василия в необходимости централизации управления страной. Такое убеждение разделяли многие из его советников и большинство великороссов.

Как и его отец, Василий III был вдохновенным строителем. Он субсидировал возведение многих новых церквей, включая coбор архангела Михаила в Московском Кремле (фундамент которого был заложен в последние месяцы царствования его отца) и ряд новых фортификационных сооружений, например, каменные стены в Нижнем Новгороде и Туле. Новый великокняжеский дворец был завершен в 1508 г., и Василий переселился туда со своей супругой Соломонией в мае того же года.[+2] В создании и украшении церквей Василий, который, несомненно, высоко ценил искусство, руководствовался как своими религиозными чувствами, и эстетическим вкусом. Когда он вошел в Успенский собор в Кремле в 1515 г. сразу же после того, как там были завершены новые фрески, он воскликнул, что чувствует себя так, как будто бы oказался на небесах.[+3] Известно, что ему нравился древнерусский язык и он владел искусством изъяснения на нем. Согласно Псковской летописи, во время одной из его поездок по Северной Руси Василий, наконец, решил развестись со своей первой женой Соломонией (она была бесплодной). Он увидел птичье гнездо на дереве над дорогой и произнес: "Люте (т.е. беда) мне, кому уподоблюся аз; не уподобился ни ко птицам небесным, яко птицы небесный плодовиты суть, ни зверем земным, яко звери земнии плодовити суть, не уподобихся аз никому же, ни водам, яко же воды сиа плодовити суть, волны бо их утешающа и рыбы их глумящеся". Затем он посмотрел вниз на землю и воскликнул: "Господи! Не уподобихся аз ни земли сей, яко земля приносить плоды своя на всяко время, и тя благословлять, господи!"[+4] Сохранилось несколько писем Василия к его второй жене Елене, урожденной княжне Глинской. Он диктовал их своему секретарю, но стиль, несомненно, его собственный - непринужденный и живой. Эти письма показывают, как тепло он относился к жене и маленькому сыну Ивану (будущему царю Ивану IV) и как беспокоился об их здоровье.[+5] Как и его отец, Василий был физически крепким и активным. Он много путешествовал, либо по делам, либо с целью паломничества, посещая различные монастыри. Его страстью была охота.

Соответственно своим политическим взглядам и характеру Василий III стремился единолично проводить в жизнь свою политику управления. Некоторые из его шагов, по-видимому, были подсказаны ему советниками, но по всем важным вопросам он принимал решение самостоятельно. Среди его советников, если начинать с представителей духовенства, был его бывший противник Вассиан (прежде - князь Василий Иванович Патрикеев), который был пострижен в монахи по приказу Ивана III в 1499 г. Около 1509 г. Василий III позволил ему возвратиться в Москву. На протяжении примерно двенадцати лет великий князь и монах были в дружеских отношениях, но около 1521 г. Вассиан утратил свое влияние, а в 1531 г. впал в немилость. Он поддерживал заволжских старцев и являлся стойким противником иосифлянства, как называли последователей Иосифа Санина.

Иосиф Санин умер в 1515 г., но его дело было продолжено его учеником Даниилом, который наследовал Иосифу в качестве настоятеля Волоцкого монастыря. В 1522 г. Даниил был посвящен в сан митрополита, и с его восхождением на московский духовный стол иосифлянство прочно утвердилось в своем влиянии на церковь и русское государство. В 1531 г. монах Вассиан, главный оппонент Даниила, предстал перед судом церковного собора и был приговор к пожизненному тюремному заключению. Даниил оказывал по, и недвусмысленную поддержку великокняжеской власти. Он редко пользовался традиционным правом митрополита обращаться к великому кому князю с просьбой о смягчении суровых наказаний, наложенных Василием на его противников. Однажды (в случае с князем Bacилием Шемячичем в 1523 г.) он даже не воспротивился аресту человека, чью свободу он до этого клятвенно гарантировал. Поэтому боя И.Н. Берсень-Беклемишев обвинил Даниила в клятвопреступлении (два года спустя Берсень был казнен).

Герберштейн описывает Даниила как мужчину "с сильным тучным телом, чье лицо всегда было румяно-красным. Казалось, что он больше посвятил себя служению желудку, нежели посту, добродетелям и молитвам, когда же он должен был проводить публичную службу, он обычно обкуривал свое лицо серным дымом, чтобы оно становилось бледным".[+6] По меркам того времени Дани был образованным человеком, но, конечно же, не глубоким ученым. Его писания имели большое влияние на московских читателей. В своих трудах он рассуждал о церковных догматах, а также ( моральных обязанностях мужчин и женщин. Он критиковал различные проявления моральной распущенности у своей паствы и яростно выступал против пьянства в народе и против роскошной образа жизни бояр. Он также упрекал власть имущих в притеснении низших классов. Во многих из своих выступлений Даниил рисовал живую картину русского образа жизни того периода. отличие от изысканного византийского стиля его догматических трактатов эти проповеди написаны простым и образным русс" языком, что способствовало развитию великорусского литературного языка. Вероятно, под их влиянием сформировался эпистолярный стиль царя Ивана IV. Одно из писем Даниила - о способе соединения пальцев для молитвы - сыграло значительную роль в будущем расколе русской церкви. Основывая свое учение на авторитете Феодорита Кирского, Даниил рекомендовал двоеперстие (соединение двух пальцев), что символизировало двойственна природу Христа. Между прочим, позднее было доказано, что старый греческий трактат, которым Даниил пользовался в славянском переводе, приписывался Феодориту ошибочно.

Основным советником Василия, конечно же, была боярская дума. Отношения между Василием и боярами требует пояснения. С моей точки зрения, как бы ни была велика власть Василия, он не был абсолютным монархом, поскольку вынужден был считаться с боярством. Представляется, что историки придавали слишком много веса обобщенным суждениям Герберштейна, а также гневным словам Берсень-Беклемишева, согласно которому Василий не выказывал уважения старым советникам, а решал все государственные дела в своей спальне с одним или двумя помощниками. Между прочим, Василий мог себе позволить сурово расправиться с таким яростным противником, как Берсень-Беклемишев (чья семья, кстати, не принадлежала к боярской верхушке), но был достаточно осторожен по отношению к боярству как классу. Во время царствования Василия III боярская дума заседала постоянно. За исключением случаев государственной измены (lese-majeste), никто из видных бояр не был отстранен Василием от должности; даже военачальники, которые по халатности проигрывали битвы, редко получали выговоры. Ведущие бояре получали наиболее выгодные должности, и правительство Василия не делало никаких попыток вмешаться в боярские права. В качестве меры предосторожности Василий III требовал, чтобы князья, находящиеся у него на службе, давали клятву верности, подобную той, что дал князь Данила Холмский Ивану III в 1474 г.

Ко времени, когда Василий взошел на трон, ключевую позицию главы боярской думы занимал его зять, князь Василий Холмский. Следует вспомнить, что князь Холмский был назначен на это место в 1499 г. Иваном III взамен князя Ивана Патрикеева, защитника прав заключенного под стражу несчастного внука Ивана III Дмитрия. В 1508 г. князь Холмский был внезапно схвачен и отправлен в Белоозеро, где умер в тюрьме в 1524 г. У Василия III, вероятно, были особые причины убрать Холмского. Скорее всего, это были соображения династического характера: возможно, князь Холмский пытался вступиться за Дмитрия. Даже если он только посоветовал освободить царевича из заключения, Василий, должно быть, усомнился в искренности его намерений. Спустя год Дмитрий умер в тюрьме.

Преемником Холмского в должности был князь Дании Щеня, один из наиболее выдающихся русских военачальников того периода, одержавший победу при Ведроше в 1500 г. Как и Патрикеевы, Щеня был потомком Гедимина. Он был двоюродным братом Вассиана Патрикеева и, по всей видимости, именно по просьбе Вассиан был возвращен в Москву. Щеня умер в 1516 г., нет точных свидетельств о том, кто получил затем его должность. Около 1520 г. главой думы был назначен князь Дмитрий Федорович Вольский, который занимал этот государственный пост он тридцати лет до самой своей смерти. Вольский принадлежа видной западнорусской княжеской фамилии. Его отец приехал из Литвы в Москву в 1482 г. и впоследствии женился на рязанской княжне, племяннице Ивана III. Таким образом, Дмитрий Вольский был вторым двоюродным братом Василия III. Среди других видных титулованных боярских фамилий этого периода были князья Пенковы из ярославской княжеской ветви, князья Шуйские из суздальской ветви и князья Оболенские из черниговской ветви. Из нетитулованных боярских фамилий здесь следует отметить Кошкиных, Челядниных, Воронцовых, Сабуровых и Головиных. Наиболее колоритной фигурой среди бояр был князь Михаил Львович Глинский.[+7] Князья Глинские были западнорусским родом монгольского происхождения, и у них были уделы в Северской земле, в то время находившейся под властью великого князя литовского. Михаил Глинский получил блестящее образование и в молодое провел двенадцать лет за границей, в Германии, Италии (где он был обращен в католицизм) и Испании. В течение некоторого времени он служил в армии герцога Альбрехта Саксонского. После возвращения в Литву он стал влиятельным лицом в литовской политике. Он также проявил себя как удачливый полководец в войнах против крымских татар. Будучи человеком больших с способностей и обладая еще большими амбициями, Глинский имел много сторонников среди русских в Литве, но приобрел и нем врагов среди литовских вельмож. Польский летописец Стрыйковский рассказывает, что последователи Глинского мечтали о восстановлении Киевского государства и провозглашении Глинского великим князем киевским и всей Литвы.[+8] Король Александр высоко его ценил, но после смерти Александра в 1506г. отношения между Глинским и короной стали натянутыми. Глинский был обвинен в заговоре против брата и наследника Александра - короля Сигизмунда I. В 1508 г. Глинский действительно восстал против короля и перешел под протекцию Василия III. Восстание потерпело неудачу, несмотря на поддержку Москвы, и в 1510 г. Глинский сбежал со всем своим семейством в Московию. Благодаря его знанию западных языков и западного образа жизни, а также его близкому знакомству с литовскими и польскими делами, он оказался бесценным помощником для Василия III. Глинский сознавал это и рассчитывал на хорошую награду за свои заслуги. Когда разразилась новая война между Литвой и Московским государством, и московитами был захвачен Смоленск, Глинский потребовал для себя пост наместника (viceroy) завоеванной области (1514 г.). Но назначение получил другой человек, и Глинский решил перейти на сторону Сигизмунда. Один из приближенных Глинского сообщил первому попавшемуся русскому командиру о намерениях своего господина, и князя схватили. В Москве Глинский под угрозой казни объявил о своем желании возвратиться в лоно греко-православной церкви. Смертный приговор заменили тюремным заключением. Лишь после того, как Василий III женился на племяннице Глинского Елене, князь был освобожден из под стражи (1526 г.). В последние годы царствования Василия Глинский стал одним из наиболее влиятельных людей при великокняжеском дворе.

Хотя Василию III поддержка со стороны бояр была политически необходима, он, как правило, выбирал советников, которым мог бы доверять, не из их числа, а из дьяков, хотя обычай и не позволял назначать кого-либо из последних на высшие должности в царстве. Василий использовал дьяков как на дипломатической службе, так и во внутреннем управлении. Видным среди них был Василий Третьяк Долматов, который начал свою карьеру при Иване III. Василий дал Долматову неприятное поручение - отменить свободы города Пскова в 1510 г. Долматов блестяще справился с этой задачей, умело предотвратив всякую попытку восстания в Пскове. Дальнейшая судьба Долматова - свидетельство тому, сколь непрочно было положение дьяков, занимавших государственные посты и как они были беззащитны перед волей великого князя. Согласно Герберштейну, через несколько лет после псковских событий, в которых так ярко проявил себя Долматов, Василий решил направить его в качестве посланника к императору Максимилиану. Долматов отказался от этой службы, аргументируя это тем, что у него недостаточно денег для такого путешествия. После этого Долматов по приказу Василия был сослан в Белоозеро и заключен там в тюрьму.[+9] После его смерти вся его собственность была конфискована. После него управление Псковом было доверено еще одному выдающемуся дьяку, Михаилу Григорьевичу Мисюрь - Мунехину (под формальной властью боярина). Как и Долматов, Мунехин начал свою карьеру в качестве дипломата, будучи направленным посланником в Египет в 1493 г. Мунехин оставался в Пскове вплоть до смерти в 1528 г. Он принадлежал к образованной элите московского общества и был тесно связан с настоятеле Филофеем, основоположником теории Третьего Рима. Человек глубоко религиозный, Мунехин активно участвовал в церковных делах. Он основал Псковско-Печорский монастырь возле ливонской границы, в тридцати пяти верстах от Пскова. Предполагалось, что новый монастырь возродит и продолжит традиции старого Киевско-Печорского монастыря. Он действительно стал важным аванпостом русской духовности, находясь лицом к лицу с западным миром.[+10].

Хотя Мисюрь-Мунехину не досаждали при его жизни, по смерти вся его собственность, как и в случае с Долматовым, согласно Псковской летописи, тоже досталась Василию.[+11]

2. Присоединение Пскова

Важная историческая задача объединения Великой Руси был в основном, решена в царствование Ивана III. Однако проблем оставалось еще немало. Нужно было распространить поместную систему, а для этого требовалось больше земли. Что касается религиозной жизни, то, несмотря на поражение Нила Сорского на соборе 1503 г., дебаты между защитниками монастырских прав на землю, известными теперь как иосифляне, и заволжскими отшельниками (которых часто называли нестяжателями), продолжались Ересь жидовствующих, хотя и была вне закона, все еще имела многих последователей.

С точки зрения национальной политики удельное сопротивление единодержавной власти во времена царствования Ивана III еще не было полностью сломлено. Когда Василий взошел на трон, город Псков все еще пользовался широкой автономией, а половина Рязанского княжества была номинально независимой. На западе еще не была окончательно решена судьба Северской земли и других приграничных регионов, срок пребывания которых под властью великого князя московского, определенный шестилетним перемирием между Литвой и Москвой, заключенным в 1503 г., истекал. Русские князья на этих спорных территориях дали клятву вассальной верности великому князю московскому, но не стали его боярами. Город Смоленск оставался под литовским контролем.

К концу царствования Ивана III в Великом княжестве Московском не осталось удельных князей, за исключением племянника Ивана III, князя Федора Волоцкого. Однако под влиянием семейной традиции Иван III в своем завещании определил по уделу для каждого из младших братьев Василия. Долей Василия были шестьдесят шесть городов против тридцати, предназначенных всем его четырем братьям, вместе взятым. Что касается последних, то Юрий стал князем Дмитрова, Дмитрий - князем Углича, Семен - князем Калуги и Андрей - князем Старицы (на прежней Тверской земле). Иван повелел, чтобы доля каждого из младших братьев, если кто-либо из них умрет, не оставив после себя сына, была возвращена Василию в качестве выморочного имущества. Никто из младших братьев не получил права чеканить монету. Все они были лишены возможности завязывать дипломатические отношения с иностранными державами. Представляется, что Иван III использовал любую возможность, чтобы предотвратить возрождение удельных традиций. Однако со временем между Василием III и его тремя младшими братьями возникли раздоры.

Следует вспомнить, что во время династического кризиса 1497-1499 гг. псковичи были на стороне внука Ивана III - Дмитрия. Когда Иван III назначил в 1499 г. Василия великим князем псковским, псковичи не пожелали признавать его власти. После смерти Ивана III Псков признал сюзеренитет Василия без какого-либо открытого протеста. Василий направил в Псков князя Петра Великого-Шестунова в качестве своего наместника. Однако надолго оставлять Псков вольным городом Василий III не собирался.

15 февраля 1509 г. внук Ивана III Дмитрий умер в своем поместье, куда он был водворен. Хотя у Дмитрия едва ли был шанс, возвратиться к власти, его смерть сделала положение Василия роли правителя Руси более прочным, нежели раньше. Согласно Герберштейну, "пока Дмитрий был жив, Гавриил [т.е. Василий] действовал как регент".[+12] Правомерность заявления Герберштейна сомнительна, но возможно, таковым было и отношение псковиче к правлению Василия. Во всяком случае, лишь после смерти Дмитрия Василий решился нанести удар.

Василий III был мстительным по природе и не простил псковичам их отказа признать его в качестве их князя в 1499 г. Тем менее, причины, побуждавшие его подчинить Псков были скор политического, нежели личного характера. Псковская автономия препятствовала централизации русской армии и судопроизводства.

Хотя псковичи нуждались в московской военной помощи, что бы противостоять немцам, они не были связаны с Москвой какими либо долгосрочным договором о совместных действиях против ее врагов. Единственными недругами Пскова в то время были ливонские немцы, и псковичи охотно пользовались, в случае необходимости, поддержкой Москвы. Но когда Иван III нуждался в помощи псковичей в столкновениях с Новгородом, Швецией или Литвой, он всякий раз вынужден был направлять в Псков особого посланника для ведения переговоров о заключении конкретного союза, имеющего силу только на время данной кампании. Псковское вече обычно одобряло такие договоры, но само определяло количество солдат, которых следовало навербовать, а также количество снаряжения и продовольствия. Псковское ополчение не было не подготовлено и экипировано для долгих и далеких походов, и, за исключением войн против немцев, псковичи принимали участие в подобных кампаниях без особого энтузиазма. Их армия была отдельным воинским соединением, а не составной частью великорусской армии.

Что касается судопроизводства, то псковские суды наполовину из состояли из судей, назначенных вечем, и наполовину - из судей, назначенных князем псковским (т.е. великим князем московским). Судебные гонорары делились поровну между городом и князем. При такой системе великий князь московский не мог реально контролировать рассмотрение дел псковскими судами. С финансовой точки зрения доход от судопроизводства существенно пополнял казну русских князей и городов, и многие московские чиновники, так же как и сам великий князь, стремились прибрать к рукам псковские судебные гонорары, чтобы легким путем улучшить финансовое положение Москвы. Еще одним важным источником московского государственного дохода была тамга (таможенные пошлины). В Пскове брали налог с торговли и не собирали тамгу. Если бы Псков подчинился Москве, это правило можно было бы отменить.

Разрабатывая план присоединения Пскова, Василий III и его главный советник по этому вопросу, дьяк Василий Третьяк Долматов, опирались на опыт присоединения Новгорода Иваном III. Следует вспомнить, что Долматов был помощником Ивана III в новгородских делах в 1477-1478 гг. Как и в случае с Новгородом, Долматов рассчитывал полностью удалить из города семьи представителей высших классов. На том тайно и порешили. Добиться этого можно было, сыграв на разногласиях между высшим и низшим слоями населения, которые не были столь острыми, как в Новгороде, но тем не менее все же имели место.

Первым ходом Василия в этой игре было смещение его наместника в Пскове князя Петра Шуйского, с которым псковичи были в хороших отношениях, и замена его князем Репня-Оболенским (родоначальником князей Репниных). Следуя наставлениям Василия III, князь Репня не стал предварительно сообщать псковским властям о своем прибытии (он приехал в Псков летом 1509 г.); псковичи вынуждены были принять его без официальных церемоний, что позволило Репне не чувствовать себя обязанным придерживаться псковских традиций. Псковский летописец отмечает, что Репня с псковским народом был жесток. Он сурово расправлялся с горожанами из высших сословий и поощрял жалобы простых людей на бояр и городских чиновников.

26 октября 1509 г. Василий III прибыл в Новгород со своим братом Андреем (князем Старицким) и боярами.[+13] Как только псковичи узнали о этом, они отправили в Новгород своих посланников, чтобы высказать Василию свои обиды на князя Репню. Посланники вручили Василию небольшую сумму денег (150 новгородских рублей) в качестве дара города своему сюзерену. Дар был милостиво принят, и посланникам сказали, что великий князь готов позволить псковичам изложить ему их жалобы в присутствии Репни, и если окажется, что Репня виновен, великий князь готов наказать его.

В скором времени Репня был вызван в Новгород. Между тем псковское вече посоветовало горожанам, имевшим какие-либо жалобы на жестокого градоначальника, идти в Новгород, что бы просить у великого князя справедливости. Однако многие псковичи проявили готовность обвинять в различных притеснениях не Репню, а своих собственных чиновников. Один псковский городской голова даже решил пойти к Василию с жалобой на другого голову.

Таким образом, Василий III оказался в положении судьи в только между князем Репней и городом Псковом, но и между двумя псковскими конфликтующими группами. Единство псковского общественного мнения было разрушено. Василий объявил, что он будет рассматривать жалобы в день Крещения, 5 января 1510 г. К этому времени все высшие чиновники города Пскова, а также наиболее видные псковские бояре и купцы и многие простые псковские люди собрались в Новгороде. Все были приглашены посетить традиционную церемонию водосвятия утром крещенского дня. Вслед за этим псковичам было указано явиться во дворец великого князя. Простые люди должны были ждать во дворе; знать были приглашена в зал дворца. Когда вся знать собралась там, вошли бояре великого князя и объявили: "Вы арестованы волей Божьей и великого князя Василия Ивановича Всея Руси". Простые люди были переданы под охрану новгородских властей.

Об этом вскоре, благодаря одному псковскому купцу, узнали в Пскове. Купец ехал в Новгород, но по пути был предупрежден новгородцами и сразу повернул обратно. Ужас охватил людей. Сразу же собралось вече. Некоторые псковичи хотели поднять восстание против Василия. Другие возражали, говоря, что Псков связан клятвой верности великому князю. Третьи напоминали народу о том, что они остались без большинства должностных лиц, и что организовать новое правительство будет трудно. Наконец было решено направить особого посланника к Василию III, чтобы молить великого князя о милосердии. Отвечая на мольбу посланника, Василий отправил в Псков Третьяка Долматова, чтобы тот сообщил, что великий князь готов вернуть свое благорасположение

Пскову, но с двумя условиями. Во-первых, вече должно было быть упразднено и вечевой колокол снят; во-вторых, отныне Псковом будут править два великокняжеских наместника. Под этим подразумевалось, что Псков больше не будет отдельным государством с собственным управлением. Долматов предупредил псковичей, что если они отвергнут эти условия, то великий князь пойдет на Псков войной. Если же они их примут, великий князь проявит к ним свое расположение и нанесет визит, чтобы выразить свое почтение собору Святой Троицы.

Псковичи были ошеломлены. "Не проливали слез только дети", - отмечает летописец. И он патетически вопрошает: "Почему сердце не вырвалось из груди?". Все было напрасно. Псковичи попросили один день, чтобы обсудить условия Василия III. Им дали его. На следующий день псковичи приняли неизбежное. Они, однако, напомнили князю, что хранили свою клятву верности и упрекнули его в том, что он свою не сдержал. Псковичи сказали, что они принимают свою судьбу как Божье наказание, намекая, что и великого князя может когда-нибудь настигнуть кара Божья. 13 января 1510 г. вечевой колокол был снят с колокольни собора Святой Троицы. Народ плакал над утратой символа его свободы. В ту же ночь колокол был отправлен кораблем в Новгород, и сам Долматов сопровождал его.

Визит Василия III в Псков был назначен на четверг, 24 января. Утром этого дня московский епископ Вассиан Коломенский приехал в город и от имени великого князя запретил псковскому духовенству встречать Василия III перед стенами города, как они намеревались. Вероятно, великий князь опасался, что духовенство воспользуется своим традиционным правом просить за притесненных. Миряне встретили Василия в двух милях от города. Василий III, согласно обычному в таких случаях ритуалу, справился об их здоровье; они ответили: "Не беспокойся о нашем здоровье, лишь бы ты, наш государь, был в добром здравии". Когда Василий вошел в собор Святой Троицы, епископ Вассиан поздравил его с присоединением Пскова, что псковичи посчитали новым оскорблением. Затем было объявлено, что всех горожан ждут в следующее воскресение в княжеском дворце, где великий князь выкажет им свою благосклонность. В то роковое воскресение знать пригласили в палаты, а простолюдинов попросили остаться во дворе. Первых взяли под стражу, последним оставили свободу и с" что великий князь выдаст им особую грамоту о правах.

Тех, кого захватили, той ночью отправили вместе с семьями в Москву; им было позволено взять с собой немного пожитков. Те, кто поплатился свободой еще в Новгороде, уже были высланы, и теперь их семьи должны были присоединиться к ним в их новом месте проживания. Всего из Пскова было выслано триста семей, и такое же количество московских семей прибыло им на замену.

Однако это было только началом переселения. После изгнания группы верхов псковского общества, семьи представителей среднего класса были выселены из своих домов в центральной части города, которые затем заняли московиты. Таким образом у псковичей среднего класса было отнято 6500 усадеб. Неясно, все ли из них были отправлены в Московию, или кому-то разрешили строить новые дома за пределами города. Во всяком случае, замысел Василия III с помощью этих безжалостных мер был осуществлен, и ведущий слой псковского общества лишился своей власти. Остатки среднего сословия, как и низшие слои, стали, с точки зрения политической, аморфной массой, и от них уже можно было не ожидать какого-либо противостояния.

"Так погибла слава Пскова", - отмечает летописец. Чувства псковичей были выражены в поэтическом "Плаче о городе Пскове", написанном неизвестным автором в традициях "Слова о полку Игореве" XII века. Фрагменты этой повести были включены в Псковскую летопись:

"- О, великий Псков, знаменитый среди городов, почему ты скорбишь, почему ты плачешь?

- Как же мне не скорбеть, не плакать? Многокрылый орел со многими когтями налетел на меня. Бог позволил ему, в наказание за наши грехи, вырвать из меня мой Ливанский кедр [т.е. "мою силу"], оставить нашу землю опустошенной, разрушить наш город, взять в плен наших людей, разорить наши рынки и отправить наших отцов и нашу родню [в дальние земли], где никто из них никогда не был раньше".

В отчаянии некоторые из псковичей рассматривали происшедшую катастрофу как приближение Антихриста. В одной из редакции Псковской летолиси[+14] мы обнаруживаем знаменательное толкование одного из положений Откровения Иоанна Богослова. Там читаем: "И семь царей, из которых пять пали, один есть, а другой еще не пришел, и когда придет, не долго ему быть. И зверь, который был и которого нет, есть восьмой, и из числа семи, и пойдет в погибель" ("Откровение", 17; 10-11). Псковский писатель объясняет, что "на Руси шестое царство называется Скифией. Оно есть шестое, а затем приходит седьмое; а восьмое - это Антихрист. <...> Увы! Да избавит нас Господь наш Иисус Христос от зла и от вечной муки и дарует нам вечное блаженство". Похоже, летописец считал представителем седьмого царства, то есть - предшественником Антихриста, Василия III.

Василий III провел в Пскове четыре недели и издал новую грамоту, как и обещал простым людям. Ее текст не сохранился, но из рассказа летописца мы можем вывести, что ее суть заключалась в отмене старых псковских законов и введении московских. Помимо того, грамота, вероятно, содержала определенные гарантии налогоплательщикам, поскольку в ней был установлен точный размер платежей. Должностные лица должны были придерживаться этой нормы и не имели права требовать денег сверх предписанного. Такого же типа была грамота Василия III, выданная крестьянам Переяславской земли (1506 г.).[+15]

Наместники великого князя (оба - видные московские бояре) и двое дьяков (одним из них был Мисюрь-Мунехин) были поставлены править Псковом. В помощь им было назначено двенадцать московских и двенадцать псковских старост. В Псков были вызваны московские "гости" (финансисты), чтобы организовать сбор тамги. В городе был размещен гарнизон из 1 000 "боярских сынов" и 500 новгородских пищальников. Новым московским должностным лицам, видимо, были даны указания проводить в Пскове безжалостную политику, чтобы полностью подчинить псковичей. "И эти наместники, и их чиновники выпили много псковской крови", - отмечает летопись. Жителям бывшего вольного города сначала приходилось туго из-за незнания московских законов. Когда они жаловались на непосильные штрафы и аресты, московские чиновники насмешливо отвечали: "Уймитесь! Это ваша новая грамота". Согласно летописцу, большинство иностранцев, которые прежде жили в Пскове, вернулись в свои родные земли. "Остались одни псковичи. [Куда они могли уйти?] Земля не разверзалась под ними, и улететь они не могли".

Единственный способ, которым псковичи могли облегчить свое положение - это, согласно традиции, попросить вступиться за них церковные власти. Вообще-то псковичи могли бы обратиться за помощью к архиепископу новгородскому (к чьей епархии принадлежал Псков), но новгородский епископский престол с 1509 г. пустовал.[+16] Поэтому псковичи обратились к настоятелю Елеазарова монастыря в Пскове монаху Филофею, человеку образованному и высокоуважаемому.

Чтобы утешить псковичей, Филофей написал им и посоветовал сносить свои несчастья в духе христианской покорности Провидению. Он сказал, что и святые страдали, что это кара Божья прошлые грехи людей, и что им следует молить Всевышнего прощении.[+17]

Одновременно Филофей направил письмо великому князю Василию III, в котором, прямо или косвенно, однако, без специального упоминания Пскова, поднял ряд вопросов, касающихся псковских дел.[+18] Я думаю, что прежде чем написать это письмо, Филофей проконсультировался с дьяком Мисюрь-Мунехиным. Мунехин не мог одобрять беспричинную жестокость нового режима в Пскове и, возможно, нуждался в поддержке Филофея для осуществления своих планов улучшения положения несчастных псковичей. Скорее всего, Мунехин взялся сам доставить письмо Филофея великому князю вместе со своим собственным докладом.

В своем письме Василию III Филофей обсуждал, в первую очередь, три вопроса: (1) вакансия ("вдовство") Новгородского епископского престола; (2) неправильный способ совершения некоторыми людьми крестного знамения; (3) содомию. Филофей объяснял Василию III, что медлить с назначением новгородского епископа - значит наносить серьезный удар по единству церкви; он убеждал великого князя как можно скорее исправить это положение. Филофей говорил об этом в общих чертах, но, несомненно, имел в виду интересы Пскова и псковской церкви, которая осталась без защиты архиепископа.

Остальные две темы письма Филофея (способ, которым совершается крестное знамение, и содомия), вероятно, также имели не которое отношение к псковским делам. Я склоняюсь к мысли о том, что некоторые московские должностные лица, притеснявшие псковичей, обвинялись в содомии, а также в том, что неправильно крестились. Мунехин, конечно, прекрасно знал как держатся в Пскове москвичи; рассуждения Филофея о серьезности грехов, совершаемых ими, могли помочь ему убедить великого князя в необходимости устранить этих людей.

В своем "трактате" о грехах Филофей, снова не упоминая конкретно псковичей, умолял великого князя проявить милосердие к угнетенным: "Обрати скупость свою в щедрость и жестокость в милосердие; утешь плачущих, которые причитают и днем и ночью;

избавь угнетенных от руки угнетателей". И несомненно намекая на то, что псковичей лишили имущества, он предостерегает великого князя: "Не полагайся на золото и славу, которые достаются здесь на земле и остаются на земле. Мудрый Соломон сказал: "Назначение богатств и золота не в том, чтобы хранить их в сундуках, но в применении их для помощи нуждающихся". [+19]

В заключение Филофей просил простить его за то, что осмелился писать, и указал, что после падения Константинополя великий князь московский - единственный оставшийся православный христианский правитель на земле, и поэтому у него особая ответственность и обязанности по отношению к православной христианской церкви. Именно в этом письме и в этой связи Филофей впервые сформулировал свою знаменитую теорию "Третьего Рима". Василий проигнорировал мольбу Филофея о том, чтобы положить конец "вдовству" новгородской епархии. С другой стороны, Василий "проявил милосердие" к Пскову и удалил своих жестоких наместников, заменив их двумя благожелательными людьми - князем Петром Великим-Шестуновым[+20] (прежним князем-наместником Пскова) и князем Семеном Курбским (1511 г.). Дьяки остались при своих должностях, и Мисюрь-Мунехин взял теперь управление Псковом в свои крепкие и опытные руки. Народ почувствовал себя легче и безопаснее. Многие псковичи вернулись в город, вновь появились иностранцы, и город снова стал процветающим. Но это был уже не прежний Псков. Как говорил Герберштейн, "самые благородные и гуманные обычаи псковичей были заменены более бесчестными обычаями московитов. Честность, прямота и искренность псковичей в деловых отношениях была таковой, что все многословие, рассчитанное на то, чтобы обмануть покупателя, было исключено. Они были нацелены на саму торговлю без лишних слов".[+21] Утверждение Герберштейна, несомненно, основано на сведениях, полученных им от немецких купцов. Последние должно быть, нашли московитов более хитрыми дельцами, чем когда-либо были псковичи. Кроме того, псковичи были знакомы с немецкими обычаями и традициями в ведении дел, в то время москвичи - нет.

Однако влияние псковских традиций и близость города к западу были таковы, что с течением времени манеры потомков московичей, поселившихся в Пскове, постепенно "псковизировались". Псковский народ в конце XVI и на протяжении XVII века являл собой свидетельство несколько иного духа, чем обычный московский. Они были более независимы по отношению к властям.

3. Внутренняя и внешняя политика, 1505-1522 гг.

Религиозное брожение на Руси не окончилось после церковных соборов 1503 и 1504 гг., и конфессиональные проблемы продолжали играть важную роль в политике Василия III. Правда голос еретиков был теперь почти не слышен, но заволжских отшельников нельзя было заставить замолчать так быстро. Их, маты не имели ничего общего с ересью, но они протестовали против казней еретиков, заявляя, что истинно христианский способ борьбы с инакомыслием - молитва и убеждение, а не огонь и тюрьма. Они с горечью упрекали Иосифа Санина в жестокости по отношению к еретикам.[+22]

Со своей стороны, Иосиф адресовал несколько посланий Василию III, убеждая его не ослаблять усилий по подавлению оста ереси с помощью самых суровых мер.[+23] Хотя и нет свидетельств каких-либо массовых преследованиях еретиков в первые годы царствования Василия III, представляется, что на Василия усердие Иосифа произвело должное впечатление, и младший брат Иосифа - Вассиан был посвящен в сан архиепископа Ростова и Ярославля.

Примерно в это же время Иосиф оказался в затруднительном положении из-за враждебного отношения к нему Волоцкого князя Федора, на чьих землях был расположен монастырь Иосифа (основанный в 1479 г.). Церковное управление Волоком осуществлял архиепископ новгородский. Пока новгородский престол занимал Геннадий, Иосиф всегда мог рассчитывать на его поддержку. Смещение Геннадия в 1503 г. серьезно повлияло на положение Иосифа в Волоке, поскольку новый архиепископ новгородский, Серапион, питал к нему неприязнь.

Князь Федор Волоцкий относился к монастырю Иосифа как к источнику потенциальных доходов. Он "занимал" деньги у монастыря, часто навещал его со своей свитой и злоупотреблял гостеприимством Иосифа. Однажды, сообщая Иосифу о его предстоящем визите, он попросил Иосифа угостить его и его свиту медом, а не квасом; мед был любимым алкогольным напитком в древней Руси и стоил значительно дороже, чем квас.[+24] Федор рассчитывал также на богатые дары, такие, как лошади лучших пород, оружие и драгоценные камни. Вскоре он действительно стал угрожать Иосифу изгнанием с Волоцкой земли.[+25]

В отчаянии Иосиф обратился через своего друга, боярина Кутузова, к Василию III с просьбой освободить его монастырь из-под власти князя Федора и передать его в ведение великого князя. Одновременно Иосиф попросил санкции на это у митрополита Симона. Симон согласился поддержать прошение Иосифа, и Василий взял монастырь Иосифа под свою защиту. Однако здесь было препятствие. С точки зрения канонического права, никакое решение подобного характера не могло быть проведено в жизнь без одобрения архиепископа Серапиона Новгородского. Во всяком случае, последний должен был быть поставлен в известность. Согласно биографу Иосифа, монаху Савве Черному, Иосиф намеревался это сделать, но не смог из-за эпидемии чумы в Новгороде. Монах Савва добавляет, что сам великий князь обещал уладить дело.[+26]

[+26] Убедительность этих утверждений сомнительна.

Когда князь Федор получил известия о приказе Василия III, лишающем его богатейшего монастыря в его княжестве, он впал в ярость и после совещания с настоятелем еще одного Волоцкого монастыря направил жалобу архиепископу Серапиону. Последний ожидал, что Иосиф, по крайней мере, объяснится. Не получив извинений от Иосифа, Серапион направил ему суровое послание, запрещая отправлять священные обряды и принимать святое причастие. Иосиф немедленно пожаловался митрополиту Симону, который решил проконсультироваться с советом епископов. Было решено отменить Серапионово отлучение Иосифа и вызвать своевольника в Москву для объяснений. Серапиона судили, признали виновным, сместили с новгородского престола и заключили в Андрониковом монастыре в Москве (1509 г.).[+27] С тех пор новгородский епископский престол оставался вакантным на протяжении семнадцати лет. Вероятно, действия Серапиона были истолкованы как нечто вроде восстания Новгорода против Москвы.

Князь Федор Волоцкий умер в 1513 г., после чего его удел вошел в состав Великого княжества Московского.

Иосиф одержал верх в споре с Серапионом, но средства, с помощью которых он достиг своей победы, вызвали негодование многих священнослужителей и бояр и смутили даже некоторых последователей его учения. Кое-кто из учеников умолял Иосифа извиниться перед Серапионом, но он решительно отказался делать это.

Даже самого Василия III беспокоили методы Иосифа и суровость наказания Серапиона. Узнав о том, что митрополит Симеон жестоко обращается с Серапионом в тюремной камере Андроникова монастыря, Василий III приказал перевести Серапиона в монастырь Святой Троицы (где он раньше был настоятелем). Он жил здесь скорее как гость, нежели как заключенный, вплоть до своей смерти в 1516 г.

Еще одним свидетельством ослабления влияния Иосифа на Василия III явилось изменение отношения великого князя к впавшему в немилость монаху Вассиану Патрикееву. Около 1509 г. Вассиану было позволено приехать в Москву, и он был помещен в Симонов монастырь. Вскоре Вассиан снискал доверие и благосклонность Василия. Однажды Василий назвал Вассиана "опорой своего царства" и своим "наставником в человеколюбии".[+28] Вероятно, Варлаам, к которому благожелательно относились заволжские старцы, был возведен в сан митрополита московского вместо Симона, который умер в 1511 г., под влиянием Вассиана.

Бурная полемика между Иосифом Саниным и его оппонентами, наиболее видным из которых был теперь Вассиан Патрикеев (Нил Сорский умер в 1508 г.), продолжалась. Помимо вопроса о наказании еретиков теперь возобновились споры по поводу прав монастырей на земельные угодья. Василий III разделял в этом вопросе мнение своего отца. И конечно, увеличение великорусской армии с помощью поместного плана теперь было еще более необходимо, чем даже во времена Ивана III, поскольку отношения Москвы с ее соседями стали еще более натянутыми.

Как мы знаем, краеугольным камнем евразийской политики Ивана III был его союз с крымским ханом Менгли-Гиреем. Главная ценность этого союза для последнего заключалась в возможности единым фронтом с Москвой противостоять Золотой Орде. Но к концу царствования Ивана III Золотая Орда распалась, и ее место частично было занято значительно более слабым Астраханским ханством, которое не представляло серьезной угрозы ни для Москвы, ни для Крыма. После этого Менгли-Гирей оказался в меньшей степени заинтересован в соглашении с Москвой. Москве же союз с Крымом был нужен не только для сдерживания Золотой Орды и Казани, но и для борьбы с Литвой. Однако распространение контроля Москвы на район Северской земли Менгли-Гирея в восторг не привело, поскольку московские войска теперь подошли слишком близко к его собственным владениям. Более того, теперь он уже не мог грабить Северскую землю; а именно это - возможность поживиться на украинских землях как к востоку, так и к западу от Днепра, чрезвычайно привлекала его в союзе с Москвой. Наконец, Василий III, будучи скупым по складу характера, с большой неохотой, в отличие от его предусмотрительного отца, тратился на "подарки" крымскому хану, его родне и вельможам. Крымская верхушка, естественно, обижалась.

Всё это в результате значительно охладило отношения между Москвой и Крымом в первые годы царствования Василия III, а в 1512 г. Менгли-Гирей расторг договор с Василием и перешел на литовскую сторону. Поскольку теперь крымские татары вынуждены были воздерживаться от набегов на украинские земли, принадлежащие великому князю литовскому, они направили свои алчные взоры в сторону Северской земли и приграничных областей Великого княжества Московского. Это стало началом затяжной войны между Русью и крымскими татарами, в которой на стороне последних позднее приняли участие оттоманские турки. Разорительные набеги крымских татар на южные приграничные земли России еще продолжались во время царствования Екатерины II.

Летом 1521 г. сыну и наследнику Менгли-Гирея, хану Мухаммед-Гирею удалось добраться до окраин самой Москвы. Он получил определенную поддержку от великого князя литовского. Наместник Черкасс, Евстафий Дашкевич, во главе войска украинских казаков, находившихся у него на службе, совершил набег на Северскую землю. Когда Василий III получил известия о вторжении татар, он, чтобы собрать побольше войск, отступил в Волок, оставив Москву на православного татарского князя Петра, мужа сестры Василия Евдокии (она умерла в 1513 г.). Москва была переполнена беженцами из близлежащих районов, из-за чего началась эпидемия. Петр отправил Мухаммед-Гирею богатые дара последний снял осаду. Герберштейн считает, что Петр согласился дать Мухаммед-Гирею от имени московского правительства письменную клятву платить ему ежегодную дань, и что позднее русский военачальник, командующий русским гарнизоном в Рязани с помощью хитрости заполучил эту бумагу и уничтожил; но эта история не выглядит правдоподобной.[+29]

Как крымский хан, так и великий князь литовский старались помешать Москве в ее столкновениях с Казанским ханством. К мы знаем, казанский хан Мухаммед-Эмин выступил против Москвы вскоре после смерти Ивана III. Весной 1506 г. Василий III послал на Казань русские войска, но поход не удался - русские потерпели два серьезных поражения. Однако два года спустя Муххаммед-Эмин вернул Москве пленников и подписал с Василием дружественный договор. После смерти Мухаммед-Эмина Василий III направил в Казань касимовского царевича Шаха-Али (1519 г.)[+30] Казанцы сначала приняли его как своего хана, но вскоре, под влиянием крымских агентов, восстали и пригласили на казанский трон Сахиб-Гирея, брата крымского хана (1521 г.). Шаху-Али было позволено со всеми его женами и имуществом возвратиться в Москву.[+31] Как только Сахиб-Гирей воссел в Казани, он приказал часть русских, проживающих в Казани, уничтожить, других обратить в рабство.

Разрыв с Крымом и постоянные проблемы с Казанью застав ли великороссов срочно укреплять оборонительную систему. Каждую весну на "берег", то есть, на главную оборонительную линя по течению реки Оки, посылались войска. Вдоль этой линии и к югу от нее были возведены крепости (Зарайск, Тула, Калуга). В приграничных районах (украинах) к. югу от окской линии были расселены группы "украинников" (приграничных жителей или казаков). На дипломатическом фронте правительство Василия III старалось поддерживать дружественные отношения с Ногайской ордой и с Астраханским ханством.

Ухудшение отношений Москвы с татарами осложнило для Василия и решение литовских проблем. Тем не менее он продолжал политику отца в отношении западнорусских земель. Великий князь литовский Александр умер в 1506 г.; после этого королем Польши и великим князем литовским стал его младший брат Сигизмунд. Великая княгиня Елена (вдова Александра и сестра Василия), ввиду натянутых отношений между Литвой и Москвой, вынуждена была остаться в Литве. После смерти мужа ее жизнь стала значительно печальней. "Жертва политических расчетов", по выражению Н. Бестужева-Рюмина, она умерла в 1513 г.[+32]

Еще до истечения шестилетнего перемирия с Литвой (заключенного в 1503 г.) война вспыхнула снова в связи с переходом Михаила Глинского на русскую сторону. Было заключено новое перемирие, а затем военные действия возобновились. В 1514 г. русские войска под командованием князя Даниила Щени после яростного артиллерийского обстрела захватили Смоленск.[+33] Именно тогда Василий III обидел Глинского, назначив своим наместником в Смоленске не его, а князя Василия Васильевича Шуйского.

Захват Смоленска был серьезным успехом великороссов, но примерно месяц спустя армия московитов потерпела суровое поражение под Оршей.[+34] Князь Константин Иванович Острожский, тот самый, что четырнадцать лет назад потерпел поражение при Ведроше, теперь привел литовские войска к победе. Однако все попытки литовцев отвоевать Смоленск окончились неудачей. Положение было точно противоположным тому, что сложилось во время войны 1500-1503 гг. Тогда великороссы выиграли наиболее важное сражение, но оказались не в состоянии захватить Смоленск. Теперь, хотя битва и была проиграна, они прочно удерживали Смоленск. Стычки продолжались, будучи прерываемы дипломатическими переговорами. Император Максимилиан I попытался посредничать в этом конфликте, и именно с этой целью Герберштейн был первый раз отправлен в Москву (1517 г.). Из этой попытки ничего не вышло. В 1522 г. непосредственно между Москвой и Литвой было заключено новое перемирие сроком на пять лет. Москва удержала за собой Смоленск и сохранила все завоевания Ивана III.[+35]

Братья Василия III попытались использовать конфликт с Литвой в своих властных интересах. В 1511 г. Василий получил донесение, что князь Семен Калужский намеревается присоединит к великому князю литовскому Сигизмунду. Василий приказал Семену немедленно явиться в Москву. Семен испугался и попросил митрополита и епископов вымолить у Василия ему прощен Василий снизошел к просьбам сановных священников, но Семену пришлось распустить своих бояр и слуг и принять новую свиту, посланную ему Василием.[+36] Семен умер в 1518 г. Отношения между Василием и другим его братом, Дмитрием Углицким, тоже время от времени становились натянутыми. Василий упрекал своего брата в неподчинении власти великого князя. Однако открыт конфликта между ними не произошло.[+37]

Около 1514 г. брат Василия III Юрий Дмитровский (следующий по старшинству после него) организовал вместе со своими боярами заговор. Слуга Юрия сообщил великому князю о планах его брата. Василий собирался было взять заговорщика под стражу но Юрий обратился к Иосифу Санину, умоляя престарелого настоятеля вступиться за него. Следует вспомнить, что в 1513 князь Федор Волоцкий умер, и Волоцкий удел был присоединен к Москве. Теперь Василий часто ездил в Волок охотиться, и их ношения с Иосифом восстановились. Иосиф был болен, когда Юрий попросил его о помощи, и не мог самостоятельно отправиться в Москву. Он послал к Василию двух монахов из своего монастыри После бурной беседы с преподобными Василий III согласила простить Юрия. Вскоре после этого Иосиф умер. Ему было семьдесят шесть лет (1515 г.).[+38]

Незадолго до смерти Иосиф отправил Василию III послание, в котором просил великого князя проявить к Волоцкому монастырю особую заботу и оказывать обители покровительство. Затем Иосиф попросил братьев монастыря выбрать ему среди них подходящего преемника. Они выдвинули Даниила, уроженца Рязани С согласия Иосифа митрополит Варлаам посвятил Даниила в настоятели. Василий III сдержал обещание, данное Иосифу, часто наезжал в Волоцкий монастырь, любил охотиться в его окрестностях. Вскоре он сдружился с новым настоятелем - Даниилом. то же время отношения Василия III с митрополитом Варлаамом постепенно ухудшались. Последним важным делом Варлаама, одобренным Василием, было приглашение с горы Афона ученого греческого монаха для перевода на русский язык некоторых греческих религиозных рукописных книг, имевшихся в московских библиотеках, и для того, чтобы бороться на догматической почве с ересью жидовствующих (1515 г.). Тот монах, которого москвичи хотели заполучить, был стар и немощен и не отважился на путешествие в Москву. Вместо него старейшины горы Афон направили в Москву молодого греческого ученого, Михаила Триволиса, чье монашеское имя было Максим и который стал известен на Руси как Максим Грек. Он прибыл в Москву в 1518 г.[+39] В последующие годы Василий III стал избегать Варлаама, частично из-за постоянного заступничества последнего за тех людей, которые попадали к Василию в немилость. 17 декабря 1521 г. Варлаам был смещен. Два месяца спустя (27 февраля 1522 г.) Василий назначил новым митрополитом настоятеля Даниила.

Примерно к этому же времени Рязанское княжество или, скорее, оставшаяся его половина была присоединена к Москве. Последний независимый рязанский князь Иван (VI) был обвинен в 1520 г. в сговоре с крымским ханом Мухаммед-Гиреем и арестован Василием III. Во время набега Мухаммед-Гирея на Москву в 1521 г. Ивану Рязанскому удалось бежать в Литву, где он получил земельный надел. Он умер в 1534 г. Как и в случае с Новгородом и Псковом, тысячи рязанцев были высланы в Московию и заменены московитами. [+40]

Примечания

[+1] Герберштейн - Бакус, сс. 15 и 18.

[+2] Карамзин, История, 7, 190.

[+3] Там же, 190; ПСРЛ, 6, 280.

[+4] Псковская летопись, с. 103.

[+5] Письма, 1, 3-5.

[+6] Герберштейп-Бакус, сс. 31-32.

[+7] О князе Михаиле Львовиче Глинском и роде Глинских см.: А.Э. [А.В. Экземплярский], "Глинский, кн. М.Л.", ЭС, 16 (1893), 866-867; Р.В. Зотов, О Черниговских князьях по Любечскому Синодику (С.-Петербург, 1892), с. 131; Временник, 10, сс. 157-158.

[+8] Лаппо, Западная Россия, с. 123.

[+9] О монастыре в Печерах см.: Andreyev, "Pskov-Pechery Monastery". См. также: Л. Зуров, Отчина (Рига, 1929).

[+10] Герберпггейн-Бакус, с. 17.

[+11] Псковская летопись, с. 105.

[+12] Герберштсйн-Бакус, с. 11.

[+13] О дальнейшем см.: Псковская летопись, ее. 92-97; ПСРЛ, 4, 282-288.

[+14] ПСРЛ, 4, 282.

[+15] ААЭ, 1, 116-117. Она пересказана в: Соловьев, История, 5, 443-444.

[+16] О причинах этого см. ниже.

[+17] Текст письма Филофея псковичам см. в: Малинин, приложение, ее. 7-24.

[+18] Текст этого письма см. в: Малинин, приложение, ее. 49-56.

[+19] Малинин, с. 372.

[+20] Псковская летопись, с. 97.

[+21] Герберштейн-Бакус, с. 88.

[+22] АФЕД, сс. 511-513, 522-523.

[+23] АФЕД, сс. 488-489, 518-520.

[+24] См.: Киевская Русь.

[+25] Хрущев, с. 206. 2С Там же, сс. 208-209.

[+27] Там же, сс. 209-215.

[+28] Жмакин, с. 71.

[+29] Об этом татарском набеге см.: ПСРЛ, 6, 263; 13, 38-43; Соловьев, История, 5, 365-369; Герберштейн-Бакус, сс. 107-109.

[+30] Вельяминов-Зернов, 1, 250-252.

[+31] Там же, 256-260.

[+32] ЭС, 22, 600.

[+33] ПСРЛ, 6, 255; 13, 19.

[+34] ПСРЛ, 13, 21-22; Псковская летопись, с. 98. Примечательно, что сообщение о битве при Орше в Псковской летописи написано в стиле "Слова о полку Игореве".

[+35] Сборник, 35, 629-642.

[+36] Соловьев, История, 5, 390.

[+37] Там же, 390-391.

[+38] Хрущев, сс. 249-251; Соловьев, История, 5, 391-392.

[+39] О Максиме Греке см.: Иконников, Максим Грек; Denissoff, Maxime le Grec et I'Occident.

[+40] Соловьев, История, 5, 386-387.

[ << ] [ Начала Этногенеза ] [ Оглавление ] [ >> ]