7. Царь против Патриарха

I

Отъезд патриарха в Воскресенский монастырь в июле 1658 г. стай очень важным шагом. Никон чувствовал, что наступил решающий момент для сохранения независимости русской церкви от царского вмешательства и восстановления "симфонии" царя и патриарха. Он полагался на религиозный и нравственный авторитет патриаршества, надеясь на раскаяние царя в нарушении клятвы и веря в возможность возрождения дружеских отношений. Никону предстояло испытать разочарование. Но он, не сломленный гонениями, продолжал сражаться за свои идеалы до последнего.

Потенциальная поддержка народом патриарха была подорвана старообрядцами и недостаточной верностью Никону некоторых русских иерархов из-за личной зависти или карьеризма.

Хотя в своей душе царь Алексей сохранил дружеские чувства по отношению к Никону, он быстро менялся под давлением бояр. Бояре были возмущены вмешательством Никона в государственные дела в 1654-1658 гг. Не только по личным соображениям, но и в принципе они возражали против никоновского плана "симфонии" царя и патриарха, который, по их мнению, станет ограничением царской власти. В более широком смысле, бояре хотели обеспечить главенство государства над церковью. Таким образом, вся сила царского правительства и администрации обратилась против Никона, сначала - чтобы вынудить его сложить с себя полномочия, а когда эти попытки окончились неудачей - чтобы свергнуть и осудить его.

Для того, чтобы отделаться от Никона, необходимо было попробовать добиться от него заявления о сложении своих полномочий. В тот самый день, когда Никон прибыл в Воскресенский монастырь, его посетили царские представители князь АН. Трубецкой и дьякон Ларион Лопухин. Они попросили Никона уполномочить митрополита Питирима из Крутиц (в Москве) взять на себя руководство церковными делами в текущий момент, и согласиться на избрание нового пазриарха. [+182]

Из этого ясно, что царь и бояре истолковывали отъезд Никона из Москвы как сложение с него полномочий патриарха "де факто".

Никон же считал необходимым иметь в Москве заместителя, а поскольку митрополит Крутицкий традиционно считался чем-то вроде патриаршего адъюнкта, то назначил Питирима временным заместителем но только на срок своего отсутствия в городе и для ведения текущих дел. Питирим получил указания от Никона обращаться к нему лишь по всем вопросам наибольшей важности. Имя Никона, как патриарха, должно было звучать на церковных службах. Что касается будущей судьбы патриаршего престола, согласно донесению Трубецкого и Лопухина, Никон не возражал против избрания нового патриарха и даже (если нам принять на веру формулировки в донесении) объявил о том, что не желает более быть патриархом: будь он проклят, если выразит такое желание. [+183]

Не следует забывать, что главной целью бояр было поймать Никона на противоречивых заявлениях, чтобы продемонстрировать, что он перестал являться патриархом. Это могло бы дать основания правительству не придавать значения будущим протестам со стороны Никона. Нет сомнений в том, что смысл ответов Никона Трубецкому и Лопухину искажался ими.

Хотя Никон согласился в принципе на избрание нового патриарха, он, очевидно, имел в виду, что подобное избрание будет строго соответствовать церковным канонам. С канонической точки зрения, Никон все еще оставался патриархом и полагал, что будет считаться таковым вплоть до официального сложения полномочий; он имел право принимать участие во всех предварительных переговорах, касающихся приготовлений к выборам, а также в выдвижении кандидатов.

Когда Никон сказал, что не хочет быть патриархом, его слова (даже если допустить, что они были донесены правильно) со всей очевидностью относились к будущему ("впредь"). Под этими словами он имел виду, что он не станет кандидатом на предстоящих выборах. Однако, когда Трубецкой и Лопухин возвратились в Москву, царь и сто главные советники истолковали значение выражений Никона в соответствии со своими собственными планами.

Таким образом, царь признал Питирима полноправным "местоблюстителем" патриаршего престола. По приказу царя имя Никон перестали упоминать в московских церквах. Больше к Никону не обращались для решения вопросов управления патриархией. В Вербное воскресенье 1659 г. Питирим заменил Никона в процессии, посвященной вступлению Иисуса в Иерусалим.

Фактически же, сам Алексей взял на себя обязанности руководства церковной администрацией. Характерным примером де царя стал его указ от 21 февраля 1659 г. но поводу Епифаньевского монастыря в Полоцке. В марте 1658 г. Никон восстановил старую привилегию этого монастыря - освобождение из-под юрисдикции местного епископа - и поставил монастырь под непосредственную власть патриарха. Теперь же царь отменил ее. [+184] Прекращение действия тех положений свода законов 1649 г., в которых шла речь о Монастырском приказе, обещанное Алексеем Никону в 1652 г., было аннулировано без объяснений. Монастырский приказ начал отменять приказания Никона, касавшиеся управления церковными землями и даже вернул ряд патриарших владений государству. [+185]

Вполне естественно, что Никон считал действия царя Алексия и митрополита Питирима неканоническими и протестовал против них. Он писал царю, что Питирим совершил "прелюбодеяние", заняв патриарший престол в то время, как настоящий патриарх еще жив.

Царь отправил к Никону новых послов - думского дворянина Прокопия Елизарова и думского дьяка Алмаза Иванова. Они прибыли в Воскресенский монастырь 1 апреля 1659 г. От имени царя Елизаров осудил Никона за протест против превышения митрополитом Питиримом полномочий. "Ты сказал Трубецкому, что никогда [+186] будешь патриархом Московским, а теперь критикуешь Питирима...С сей поры не пиши царю о подобных делах, потому что ты оставил место патриарха". Никон резке возразил, что он не отказывался от патриаршества и что долг его - говорить царю правду. "И и не буду молчать, когда дело касается того, как следует должным образом вести церковные дела".

Не сумев добиться отказа Никона от должности, московское правительство стало искать повод, чтобы осудить его за неправедные деяния. Были просмотрены его бумаги, оставшиеся в патриарших палатах в Москве. Агенты правительства следили за каждым его шагом, чтобы выявить крут его друзей и адресатов в Москве. Правительство запретило кому-либо посещать его без разрешения администрации. Те кто нарушал это правило, подвергались допросу.

Хотя и не нашлось способа обвинить Никона в каком-либо преступлении, царь и бояре решили все равно сместить его, созвав церковный Собор. До начала заседаний царь дал указания боярину П.М. Салтыкову подготовить повестку дня и собрать показания священнослужителей и мирян по поводу формулировок в заявлениях Никона с целью доказать его добровольный отказ от должности.

Никон, который в это время находился не в Воскресенском, а в еще одном из своих монастырей - Святого Креста на севере России, не был приглашен на Собор, и его мнения никто не спрашивал. Чтобы придать Собору большую значимость, царь пригласил участвовать в нем трех греческих священнослужителей, которым случитесь быть в Москве. Один из них был митрополитом, другой - архиепископом, а третий -бывшим архиепископом.

Заседания Собора начались 17 февраля 1660г. Сначала были представлены свидетельства митрополита Питирима и князя А.Н. Трубецкого. Оба категорически заявили, что Никон сложил с себя полномочия и поклялся в этом. Следует заметить, что Трубецкой написал свои показания через девятнадцать месяцев после своего разговора с Никоном в июле 1658 г. Естественно, что по прошествии такого Срока для него было почти невозможным восстановить точные формулировки высказываний Никона. Показания Питирима и Трубецкого стали образцом для остальных свидетелей, хотя последующие заявления были менее категоричными.

Вслед за этим зачитывались выдержки из канонов. Члены Собора, включая трех греков, высказывали мнение, что, согласно одному и" канонических правил, если епископ отказывается от своей епархии без достаточных причин, то на его место в течение шести месяце" должен быть назначен другой. Это правило применили к Никону. Собор постановил, что его следует освободить от сана патриарха, а также от священства. Царь выразил готовность одобрить решение Собора. [+187]

Казалось, что дело сделано. Однако, самый авторитетный в то время из русских ученых в Москве, киевский монах Епифаний Славинецкий, представил царю протест против решений Собора. Епифаний говорил, что он не нашел того правила, на которое ссылался Собор, в актах первых двух экуменических Соборов, не нашел он и какого-либо другого правила, которое позволяло бы изгонять архиепископа, который покинул свою епархию, но не снял с себя полномочий.

Протест Епифания сделал исполнение решений Собора не возможным. Царь и его советники находились в затруднении. Тогда Алексей написал Никону заискивающее письмо, прося его, чтобы он дал письменное разрешение на возведение в сан нового патриарха. Никон снова ответил, что он все еще является патриархом, а без его согласия не может быть избрания нового и только он один может возвести в этот сан кого-либо. Если будет должным образом соблюдена процедура избрания и возведения в сан, согласно канонам, он приедет в Москву, чтобы сделать это, а затем удалиться в один из своих монастырей. [+188]

Предложение Никона было разумным, и если бы оно было принято, конфликт был бы разрешен. Однако условия Никона оказала неприемлемыми для царя, или скорее для бояр, которые опасались что после приезда Никона в Москву, царь снова подпадет под влияние и попросит его остаться. Даже если Никон сам захочет уйти в отставку, у него все равно будет решающий голос в выборе кандидата, и это гарантирует то, что его преемник станет продолжать политику "симфонии" между церковью и государством. В таком случае, идеи Никона опять возобладают, в результате чего начнется новый период трений между боярами и патриархом. В связи с этим, предложение Никона было отвергнуто.

Единственная возможность, которая оставалась, было обращение к восточным патриархам, что помогло бы решить судьбу Никона. Пока эта проблема обсуждалась, продолжалось давление на Никона с целью сломить его сопротивление.

Местные дворяне, чьи земли граничили с владениями Воскресенского монастыря, зная о немилости, в которую впал Никон, без опаски стали предъявлять местным властям претензии, вроде тех, что Никон дает приют их беглым крестьянам или что он захватил часть их земель (в одном из таких случаев Никон утверждал, что жалобщик сам присвоил монастырскую землю). [+189] Вполне возможно, что кто-либо из жалобщиков, действовал по подсказке из Москвы.

Подобные претензии выслушивались московскими властями, каждый случай расследовался, и Никон регулярно вызывался на допросы. В конце концов, 23 июля 1663 г. глава следственной комиссии князь Н.И. Одоевский по приказу царя заключил Никона под арест в келье Воскресенского монастыря. К тому времени бояре уже разработали конкретный план, как судить Никона на Соборе, в котором будут принимать участие восточные патриархи.

Основы плана действий против Никона разработал греческий священнослужитель довольно сомнительной репутации - Паисий Лигарид Лигарид был колоритным и типичным левантийским священнослужителем XVII в. - человеком блестящих талантов, но с циничным складом мышления и полностью аморальным. [+190]

Он родился на острове Хиос в 1612 г. В возрасте тринадцати лет его приняли учеником в школу Св. Афанасия в Риме, основанную папой Григорием XIII для униатских греков. Он закончил ее с высшим: отличием в 1636 г. Один из руководителей школы, известный ученый Лев Аллаций хвалил Паисия следующими словами: "Пытливый ум; твердый характер; хорошо начитан, особенно - в церковных вопросах; даровитый и артистичный оратор как на классическом, так и на современном греческом, не чуждый классической поэзии; человек, готовый пролить свою кровь за католическую веру".

В 1641 г. Паисия послали в Константинополь в качестве миссионера Конгрегации. Конгрегация была довольна его деятельностью, и вскоре ему увеличили жалование. В 1644 г. из-за жалоб греко-православного патриарха Константинопольского Паисий вынужден был покинуть город и направиться в Молдавию. Около 1651 г. он встретился там с греко-православным патриархом Иерусалима, тоже Паисием, и был принят им в православную церковь. Паисий Лигарид стал православным монахом. После этого патриарх отдал его на временное послушание под руководство русского монаха, Арсения Суханова, который как раз в то время находился на Ближнем Востоке.

На следующий год патриарх Паисий рукоположил Лигарида православным митрополитом Газы в Палестине. Лигарид принял этот титул, но в свою епархию так и не поехал. К 1657 г. он жил в Валахии. Несмотря на официальное обращение в православие, Лигарид продолжал посылать донесения в Конгрегацию Пропаганды и получать оттуда, жалование.

Патриарх Никон, постоянно разыскивавший талантливых греческих ученых, услышал о Лигариде и в 1657 г. пригласил его в Москву. Лигарид не отклонил предложения, но и не спешил воспользоваться им. Он появился в Москве в начале 1662 г. Нет сомнения в том, что, благодаря выгодному сложению Валахии, в которой он находился, и через которую (как и через Молдавию) шел постоянный поток греческих священников, монахов и купцов по дороге в Киев и Москву, Лигарид был прекрасно осведомлен о разрыве между царем и патриархом, а также о намерении бояр воспользоваться авторитетом восточных патриархов против Никона.

Представляется вполне вероятным, что бояре, которые были осведомлены, что Никои приглашал Лигарида, по всей вероятности попытались войти с ним в контакт и привлечь его на свою сторону. Во всяком случае, когда Лигарид приехал в Москву, он предложил свои услуги боярской партии.

Его приезд явился своего рода подарком для противников Никона. Он стал главной опорой царя в кампания против Никона. Сначала он порекомендовал, чтобы подготовили заявление об ошибочности действий Никона; затем, чтобы проконсультировались у восточных патриархов; и в-третьих, чтобы Никон предстал перед судом нового церковного Собора.

Было решено, что боярин Семен Лукьявович Стрешнев, брат покойной матери Алексея и один из непримиримых врагов Никона сформулирует ряд заявлений-вопросов с намерением обвинить патриарха, и что Лигарид будет комментировать их таким образом, чтобы обвинения были подтверждены. Вполве возможно, что прежде чем писать ответы, Лигарид - опытный полемист - отредактировал вопросы Стрешнева так, чтобы приспособить их к тем ответам, которые уже были у него заготовлены. [+191]

Некоторые вопросы касались поведения Никона, как патриарха. Среди всего прочего Стрешнев заявлял, что Никон не называл других священнослужителей "братьями", поскольку считал их ниже уровнем, чем он; что, одевая свое облачение для церковной службы, он расчесывал волосы, глядя в зеркало; что, давая своему монастырю (Воскресенскому) название "Новый Иерусалим", не бесчестил ли он имя Святого Города? (Этот вопрос, по всей видимости, был предложен Лигаридом).

Другая серия вопросов касалась гипотетического вторжения кона в полномочия царя. Грешил ли Никон, когда называл себя "великим государем"? Злоупотреблял ли Никон привилегиями, данными ему царем, в отношении церковных судов и в отношении прикосновенности Патриаршей области по образцу особого, дарования Константина Великого папе Сильвестру? Какого наказания заслуживает тот, кто называл царя тираном и преступником? Обладает ли царь полномочиями чтобы созвать церковный Собор для суда над Никоном? Совершает ли царь грех, оставляя церковь вдовой (т.е. не назначая нового патриарха)? Совершали ли грех те священнослужители и бояре, которые не стали советовать царю действовать в этом вопросе именно так?

В своих ответах, представленных на рассмотрение царя 15 августа 1662., Лигарид обвинял Никона по всем пунктам. О вине царя за несмещение Никона, Лигарид высказал мнение, что если у того была какая-то весомая причина для оттягивания этого, то он не совершил смертельного греха, но он все же грешен, поскольку его бездействие вводило многих в соблазн, а священнослужители и бояре совершали великий грех, не убедив царя действовать.

Чтобы держать дело Никона, под своим постоянным контролем, царь Алексей доверил вести его Тайному приказу.

21 декабря 1661 г. царь окончательно решился созвать новый церковный Собор при участии восточных патриархов, начало заседаний которого предварительно было намечено на май 1663 г. Комиссия, назначенная для расследования жалоб против Никона, состояла из боярина П.М. Салтыкова, думского дьяка Алмаза Иванова, Думского дворянина П.К. Елизарова и дьяка Д.Т. Голосова. Ее возглавлял архиепископ Рязанский Илларион. [+192] Комиссии было поручено собрать сведения по поводу предполагаемого незаконного приобретения Никоном церковной и монастырской собственности: икон, сосудов и денег; неточностей в церковных учебниках, изданных Печатным двором в период патриаршества Никона; местонахождения книг, собранных на Ближнем Востоке Арсением Сухановым. Были разосланы циркуляры всем настоятелям русских монастырей, чтобы те представили данные обо всех поступлениях денег и имущества по приказам Никона. Частные жалобы, вроде тех; что исходили от Сытина и Боборыкина, тоже принимались комиссией во внимание.

Тем временем Лигариду давалось задание подготовить вопросы к восточным патриархам, чтобы получить их мнение о делах Никона. Этот текст был готов к июлю 1663 г. [+193] Вопросы формулировались в общих выражениях; имя Никона не упоминалось, чтобы не приводить патриархов в смущение, когда они будут давать ответы, но во всех вопросах намеренно подразумевался Никон, благодаря использованию таких слов как:

- Должен ли местный епископ или патриарх быть послушным царю во всех политических вопросах, так чтобы в государстве был один правитель, или нет?

- Что если епископ из гордыни называет себя государем?

- Может ли епископ или патриарх управлять государственными делами?

- Может ли епископ, если он снял с себя свой сан, снова присвоить его?

Для того, чтобы в дальнейшем повысить свой престиж в Москве, Лигарид обеспечил себя грамотой, в которой было сказано, что патриарх Константинопольский якобы даровал ему титул экзарха и уполномочил его быть представителем константинопольского престола на предстоящем разбирательстве дела Никона. Лигарид получил этот документ через своих константинопольских друзей. [+194]

II

Правительство посчитало необходимым полностью изолировать Никона, и, вдобавок к аресту, оно запретило какие-либо контакты между ним и его московскими друзьями, а также между ним и восточными патриархами.

Бояре попытались использовать оппозицию по отношению к Никону со стороны старообрядцев и тех, кто втайне симпатизировал им. Представляется, что Лигарид помог боярам организовать анонимную петицию к царю от лица русских епископов. Она была составлена позднее мая 1663 г., очевидно, епископом Вятским Александром, который был известен своими связями со старообрядцами. Петиция содержала обвинения, подобные тем, что звучали в "Вопросах - Ответах" Лигарида - Стрешнева, вроде порицания названия "Новый Иерусалим", данного Никоном Воскресенскому монастырю. Петиция убеждала царя своей властью возвести в сан нового патриарха не дожидаясь Собора. [+195]

Весной 1664 г. Лигарид стал правой рукой царя не только в подготовке церковного Собора, но и в управлении русской церковью. Местоблюститель патриаршего престола, Питирим, был возведен в сан митрополита Новгородского, что явилось продвижением вверх по иерархической лестнице, но фактически давало Лигариду больше свободы действий в Москве. Митрополит Ростовский Иона был назначен на место Питирима. По всей видимости, как царь, так и Лигарид ожидали от Ионы большей сговорчивости, нежели от его предшественника. [+196]

В феврале 1664 г., как раз в самый разгар кампании против Никона, в Москву из сибирской ссылки возвратился признанный лидер старообрядческого движения протопоп Аввакум, который был среди первых, выразивших протест против его нововведений. [+197]

Друзья Аввакума в Москве (среди них и царица Мария) развернули деятельность по поддержке протопопа. Вероятно, царь разрешил Аввакуму вернуться в Москву в 1660 г., но дошло оно до него только лишь в июне 1662 г, так как он находился в то время в Даурии (район верхнего Амура).

Возвращение Аввакума и его семьи было длительным. К началу лета 1663 г. они добрались до Тобольска - в то время места пребывания хорватского политического утописта и панслависта Юрия Крижанича. Он был римско-католическим священником, стремившимся к объединению христианских церквей и ощущал себя членом идеальной единой церкви. В современной России подобным же подходом к проблеме церковного единства был проникнут русский философ Владимир Соловьев (1853-1890 гг.). В согласии со своими религиозными идеями, Крижанич решил встретиться с Аввакумом, но последний, отличавшийся крайней нетерпимостью, отказался позволить ему войти в свое обиталище или дать свое благословение. [+198]

Возвратившись в Москву Аввакум, сначала очутился в довольно дружественной атмосфере. Как он писал в своей автобиографии: "Меня приняли как ангела Господня царь и бояре; всякий был рад видеть меня". [+199]

Один из первых визитов Аввакум нанес Ртищеву, который опустился на колени перед протопопом и попросил у него благословения. Ртищев сказал царю о возвращении Аввакума, и Алесей немедленно, хотя и с некоторой сдержанностью, принял его. [+200] Характерной чертой личности Ртищева была преданность старым друзьям. Будучи сердечен с Аввакумом, он оставался верным и Никону, несмотря на опалу последнего. В доме Ртищева Аввакум встретил двух женщин, которым суждено было стать его наиболее стойкими последовательницами и защитницами - сестер Соковниных. Одна та них - Феодосия Прокофьевна - была вдовой боярина Глеба Морозова; другая же - Евдокия Прокофьевна - была женой князя Петра Урусова, старого воина и придворного.

Среди остальных аристократов, просивших Аввакума о духовном наставничестве, были вдова, княгиня Анна Репнина (урожденная Пожарская), князь Иван Хованский и князь Иван Воротынский. Однако, хотя бояре считали полезным держать в Москве стойкого противника Никона, они не были расположены к тому, чтобы предоставить Аввакуму возможность играть важную роль в государственных и церковных делах.

Вскоре стало ясно, что Аввакум остался таким же непримиримым как и раньше. Он поносил не только Никона, но "никонианство" и требовал вернуться к старым обрядам и старым книгам. Как одна н ревнителей благочестия дониконианских времен, он проповедовал аскетизм и чистоту христианской жизни. И хотя Аввакум, как Иосиф Волоцкий в XVI в., считал царя стражем церкви и не одобрял защиты Никоном высокого положения патриарха, тем не менее он придерживался того мнения, что церковь должна руководить государством, и что царю следует слушаться советов ревнителей. И, конечно, Аввакум выступал против западного влияния еще более страстно, чем Никон.

Вскоре бояре достаточно наслышались проповедей Аввакума. Они пришли к мнению, что если бы ему представилась возможность, тот стал бы еще более неуправляемым и опасным для интересов государства, чем Никон. Они опасались также личного влияния Аввакума на царя, но и самому царю досаждала деятельность Аввакума. Когда некоторые церковные иерархи жаловались Алексею, что Аввакум поносил их за "модернизм" и моральную распущенность, Алексей, хотя сам все еще симпатизировал Аввакуму, отдал приказ, чтобы несговорчивого протопопа отправили в Пустозерск на севере России в устье реки Печоры.

Вполне характерно, что Алексей предпочел отсутствовать в Москве, когда 28 августа 1664 г. отряд стрельцов арестовал Аввакума: на рассвете того самого дня царь уехал в свое излюбленное пристанище - в Коломенское. [+201]

В ноябре Аввакум со своей семьей, высланной вместе с ним, добрался до Холмогор на нижней Двине, откуда Аввакум направил письмо царю, умоляя его позволить им остаться там, ввиду тягот дальнейшего путешествия суровой зимой. Царь сначала приказал, чтобы они продолжали путь, но вскоре позволил им остановить на зиму в Мезени (примерно в одной трети расстояния от Холмогор до Пустозерска).

III

В своей Воскресенской тюрьме Никон не видел "Вопросов - Ответов" Стрешнева - Лигарида вплоть до 1664 г. По всей видимости, они были переправлены ему московскими друзьями, скорее всего - боярином Никитой Алексеевичем Зюзиным. Никон сразу же стал писать свои возражения на обвинения. Они разрослись в длинный трактат, в котором Никон не только пытался опровергнуть обвинения, выдвинутые против него, но и изложить свои взгляды на отношения между царем и патриархом более полно, нежели в каком-либо другом из его сочинений. В сущности, ''Возражение" Никона является защитой доктрины "симфония" между церковью и государством против утверждений Лигарида. [+202]

Примерно в это же время тот факт, что Аввакум оказался в ссылке, ободрил друзей и сторонников Никона в Москве. Они почувствовали, что психологически наступил тот момент, когда они могут обратиться к царю с просьбой о примирении с Никоном.

И в самом деле, хотя Алексей играл активную роль в борьбе против Никона, он чувствовал угрызения совести по поводу разрыва с прежним "особым другом". Он всегда нуждался в вызывающем доверие духовном наставнике, и а какой-то момент решил, что таковым может стать Аввакум. Теперь же, разочарованный в Аввакуме, он был готов еще раз обратиться к Никону.

Среди московских влиятельных, хотя я не главных, государственных деятелей было двое - Афанасий Ордин-Нащокин и Артамон Матвеев - которые уважали и ценили Никона. Полный искреннего сочувствия к Никону боярин Никита Алексеевич Зюзин написал Никону письмо, где говорилось, что Ордин-Нащокии и Матвеев обратились к нему (Зюэину) и сообщили ему, что утром 7 декабря 1664 г. царь сказал им конфиденциально, что, хотя Неронов и прочие поносят Никона, он, царь, все еще печалится о разрыве с Никоном и хотел бы примириться с ним. Согласно Зюзину, Алексей сказал: "Мы [ои и Никон] одважды дали клятву друг другу, что не бросим друг друга до смерти, а теперь он оставил меня одного справляться с моими врагами, видимыми и невидимыми". После этого царь (если мы примем то, что Зюзин заявлял Никону) объяснял, что он не в состоянии попросить Никона вернуться в Москву, потому что как бояре, так и епископы будут разгневаны, а также потому что неуверен, что Никон примет его приглашение. Поэтому царь попросил Ордина-Нащокина и Матвеева известить Никона через Зюзина, что будет счастлив, если Никон в тайне приедет в Успенский собор в Москве за пару дней до поминовения Св. Петра, митрополита Московского (21 декабря), чтобы присутствовать на заутренях. "И он, чудотворец [Св. Петр], поможет нашей дружбе и уберет прочь наших врагов". [+203]

Зюзин сразу же записал все то, что рассказали ему его посетители, и нашел пути, чтобы переправить свое письмо Никону.

В течение ночи 18 декабря у ворот Москвы было задержано стражниками несколько саней. Будучи уведомлены, что в санях едут представители монастырских властей (они говорили, что из монастыря Св. Саввы в Звенигороде, которому благоволил Алексей), стражники позволили им въехать в город. Посреди заутрени в Успенском соборе Никон вошел в церковь в сопровождении нескольких монахов Воскресенского монастыря и встал у патриаршего места. Монахи Никона (поддержанные, как мы себе это представляем, кафедральным хором) запели обычное приветствие в адрес высших церковный иерархов: "Многие лета, Господи!).

Никон приказал местоблюстителю Ионе, митрополиту Ростовскому, подойти к нему. Никон благословил Иону и попросил его объявить царю о прибытии патриарха. В тот момент Алексей находился на заутреней службе в дворцовой часовне. Немедленно весь дворец пришел в возбуждение. Лигарид, русские иерархи, бояре бросились к царю. Перед лицом развернувшихся событий Алексей, будучи на грани нервного срыва, мог лишь беспомощно бормотать: "О, Господи, о, Господи!" Осуществились его худшие опасения: вместо того, чтобы встретиться с Никоном лицом к лицу и поговорить, прежде чем церковные иерархи и бояре смогут воспрепятствовать этому, Алексей оказался в окружении разъяренных и впавших в панику сановников, чей гнев мог бы обратиться против него, если бы он стал настаивать на личной встрече с Никоном. Алексей не выдержал неравного напряжения и сдался.

Вместо царя перед Никоном предстала делегация, состоявшая в" князей Никиты Одоевского и Юрия Долгорукова, окольничего Родиона Стрешнева и дьяка Алмаза Иванова, спросившая от имени пар" о причине его приезда в Москву, и передавшая ему приказ царя немедленно уехать. Ничего не объясняя, Никон вручил им письмо царю. Делегаты резко возразили, что они не уполномочены царем принимать какие бы то ни было письма, и возвратились во дворец. Вскоре они вернулись, чтобы сообщить Никону, что царь позволяет им взять письмо, но повторили приказ о немедленном возвращении в Воскресенский монастырь.

Письмо Никона принесли во дворец и прочитали царю в присутствии иерархов и бояр. Никон писал в нем, что, прежде чем покинуть Воскресенский монастырь, он постился и молился Богу четыре ночи и три дня, и ему явился Св. Петр-чудотворец, приказав отправляться в Успенский собор. [+204]

Письмо Никона не принесло никакой пользы. Бояре еще раз вернулись к Никону и приказали ему уезжать безотлагательно. Опального патриарха сопровождали в своих санях до предместий Москвы окольничий Дмитрий Долгоруков и Артамон Матвеев. Перед тем, как расстаться, Долгоруков сказал Никону: "Великий государь поручил мне спросить тебя, святейший патриарх, чтобы ты дал ему свое благословение и прощение". Никон ответил: "Бог простит его, если все это - не последствия его смуты". Долгоруков пришел в замешательство. "Какой смуты?" - спросил он. "Неужели ты не знаешь, что я получил известия?" - ответил Никон.

Когда Долгоруков доложил о словах Никона царю, Алексей немедленно послал митрополита Павла Крутицкого, Чудовского архимандрита Иоакима, Родиона Стрешнева и Алмаза Иванова вслед за Никоном, чтобы забрать у него то письмо, о котором он упоминал. Делегаты перехватили Никона на его пути в монастырь. Он отказался передать им письмо, но пообещал переслать его царю из Воскресенского монастыря через собственного посланника, что и сделал.

Царь показал письмо боярам. Зюзина допросили и он признался, что втайне переписывался с Никоном еще до отправления последнего письма. Когда Ордина-Нащокина и Матвеева спросили по поводу Письма Зюзина, они стали все отрицать. Этого вполне можно было ожидать. Если бы они поступили иначе, это бы означало замешанность в деле не только их самих, но и царя. В их отречение вряд ли следует верить, поскольку помимо остальных обязанностей, Матвеев отвечал за стрелецкие дела. Без намека со стороны Матвеева офицер, командующий стрелецкой стражей в Воскресенском монастыре, никогда не позволил бы Никону отправиться в Москву.

Под пыткой Зюзин признался, что его заявление о роли Ордина-Нащокина и Матвеева было ложным. Он знал, что это был единственный путь спасти свою жизнь. Боярская Дума приговорила к смерти, но царь смягчил наказание, приговорив его к высылке в Казань и конфискации имущества. [+205]

Когда жена Зюзина - женщина со слабым здоровьем - получила известия об аресте и пытке мужа, она умерла. Конфискованные вотчинные земли Зюзина были включены в состав частных владений царя, управляемых Тайным приказом. [+206]

IV

Когда Никон посылал царю письмо Зюзина, он также передал с согласие на избрание нового патриарха (со своей последующей отставкой) с тем, чтобы выборы состоялись в соответствии с каноном), как он советовал четырьмя годами раньше.

Царь направил к Никону архимандрита Иоакима, чтобы получить письменное заявление касательно тех условий, на которых он согласился бы сложить с себя сан. Никон написал его [+207], но в Москве по этому поводу не было принято никакого решения. О том, что развитие событий шло неблагоприятно для Никона, свидетельствует освобождение 20 марта митрополита Ионы от должности местоблюстителя, что стало наказанием за принятие благословения Никона при возвращении того в Москву. [+208]

Письмо восточных патриархов, содержащее ответы на вопросы, поставленные Собором, дошло до Москвы 29 мая 1664 г. и его изучение заняло много времени у московских властей. [+209] Как уже говорилось, в тех вопросах не упоминалось имя Никона, и восточные патриархи тоже не упоминали его в своих ответах. Вопросы были сформулированы таким образом, что ответы так или иначе содержали достаточно материала, чтобы признать виновным любого, имеющего отношение к описанным проступкам. Но, несмотря на это, патриархи с большой осторожностью обходили прямой ответ на вопрос, виновен ли в тех самых проступках тот человек, о котором идет речь.

Ответы были написаны по-гречески. Лигарид перевел их на латынь, а какой-то москвич переложил их на русский с латыни. В русский текст попало несколько неточностей. Так, в ответе на вопрос об обязанности епископа или патриарха подчиняться царю русский перевод гласит, что епископ или патриарх обязаны подчиняться царю "во всех вопросах" вместо "во всех политических вопросах", как написано в греческом оригинале. Неизвестно, сознательно ли сделан этот пропуск Лигаридом (в его латинском переводе), или русским переводчиком, или оказался случайным. По всей вероятности, он был преднамеренным. Во всяком случае, ему суждено было сыграть определенную роль в решениях Собора.

Между прочим, существовало различие во взглядах между патриархами Константинопольским и Иерусалимским, с одной стороны, и Александрийским и Антиохийским - с другой, в их отношении к проблеме Никона. Как патриарх Дионисий Константинопольский, так и патриарх Нектарий Иерусалимский поддерживали в этом конфликте Никона. Помимо того, оба они считали Лигарида тайным католиком и интриганом: Нектарий еще в 1660 г. предал Лигарида анафеме.

В 1664 г. Нектарий написал царю, что Никон всего лишь защищал свои патриаршьи полномочия в духовных делах и вполне справедливо протестовал против вмешательства в них светских чиновников. Подписывая послание восточных патриархов, содержавшее их ответы, Нектарий добавил свое собственное мнение, что патриарха могут судить только епископы и что того патриарха, о котором идет речь, следует пригласить на заседание совета, чтобы он представил свои объяснения по данному вопросу. Если патриарх, вызванный на суд, не признает авторитет суда епископов, у него есть право апеллировать к патриарху Константинополя и другим восточным патриархам. [+210]

И Дионисий, и Нектарий отказались приехать в Москву для участия в Соборе.

Патриархи Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский согласились приехать. Лигарид позднее заявлял, что их убедило красноречие московского посланника (фактически, агента Лигарида), дьякона Мелетия (грека). Следует добавить, что Макарий прекрасно знал из своего личного опыта (следует вспомнить о его посещении Москвы в 1655-1656 гг.), поездка в Москву обещает богатые подарки и приношения.

При таком положении дел для Лигарида возникла довольно неловкая ситуация. Один из греков, симпатизировавших Никону - митрополит Иконойский Афанасий - объявил, что согласно его сведениям, документ, дарующий Лигариду полномочия экзарха, является фальшивкой, как оно и было на самом деле. Он был сфабрикован друзьями Лигарида в Константинополе.

В январе 1666 г. царь Алексей послал в Константинополь в качестве своего тайного агента надежного человека - Савву, келаря Чудонского монастыря, чтобы тот выяснил правду. Патриарх Дионисий сказал Савве, что Лигарид обращался к нему с просьбой предоставить ему полномочия своего экзарха, но получил категорический отказ. Дионисий добавил, что на православном Ближнем Востоке хорошо известно, что Лигарид является римским католиком. [+211]

Царь находился в затруднительном положении. Объявить о греховности и двуличии Лигарида означало бы не просто развязать общественный скандал, но и лишило бы его главного помощника в деле Никона, поколебало бы весомость обвинений и подорвало автор Собора. Короче говоря, это разрушило бы всю пирамиду обвинений против Никона.

Поэтому царь и бояре решили утаить сведения, привезенные Саввой, и попытаться реабилитировать образ Лигарида всеми возможными средствами. Скорее всего, по совету Лигарида тот самый, дьякон Мелетий, который убедил Паисия и Макария принять участие в московском Соборе, был послан, чтобы перехватить их в Астрахани с особыми указаниями - попросить их не держать никакого зла против Лигарида, пока они не расследуют все обстоятельства.

По мере приближения к Москве, Паисий и Макарий стремились сделать как можно больше, чтобы доставить удовольствие царю. Кроме того, они прекрасно понимали, что в случае падения Лигарида их собственное положение может стать неопределенным. И, конечно, они знали, что если уступят желаниям царя, то могут ждать больших подарков с его стороны. Как говорит А.В. Карташев, распаленные алчностью патриархи [Александрии и Антиохии], приняли Лигарида как своего друга и помощника в суде над Никоном. [+212]

Прибывшее в Москву 2 ноября 1666 г., Паисий и Макарий были приняты с большими почестями. Царь дал Лигариду задание посвятить патриархов в смысл основных обвинений против Никона и в распорядок работы Собора.

Хотя Паисий и Макарий сделали вид, что верят в законность верительных грамот Лигарида, они, конечно же, знали, что эти бумаги фальшивые. Но не знали они в тот момент, что законность их собственных полномочий оказалась под вопросом. Как только патрхиарх Константинопольский Парфений IV (преемник Дионисия) получил известия об отъезде Паисия и Макария в Москву, он объявил их патриаршие престолы вакантными, а синод греческих епископов назначил новых патриархов Александрии и Антиохии. [+213]

V

До официального открытия Собора дело Никона обсуждалось два дня на большом собрании в царской трапезной во дворце. На этом собрании присутствовали патриархи Паисий и Макарий, Лигарид, ряд ближневосточных и русских епископов и настоятелей, бояре, окольничие и думские дьяки. Были зачитаны и обсуждены выводы Лигарида по поводу обвинений против Никона, после чего собрание подтвердило, что Никон виновен по всем пунктам и подлежит смещению со своего поста. Поскольку состав этого собрания был практически таким же, что и состав Собора, результат дела был определен еще до суда. [+214]

Официальные заседания Собора начались 1 декабря в том же помещении. [+215] Патриарх Никон был доставлен к этому дню в Москву. Он взял с собой рукопись "Возражения", но ему не позволили представить ее на рассмотрение Собора.

Чтобы подчеркнуть, что его больше не признают патриархом, Никона продолжительное время держали перед закрытыми дверями в зал собрания. Однако когда ему позволено было войти все встали. Никон, все еще считая себя патриархом, прочел молитву о здорова царя и его семьи, патриархов и всех христиан. Затем пристав указал ему на простую скамью. Но, он остался стоять перед царским троном. Так же поступил и царь.

Царь Алексей, приблизившись к тому месту, где сидели патриархи Александрии и Антиохии, открыл совещание Собора заявлением о жалобах на Никона, которого он обвинил в самовольном оставлении патриаршего престола, в оскорблениях в адрес царя и бояр, в поношении свода законов и отношения царя к церковным делам, в заявлениях, что русская церковь оскверняется вмешательством Лигарида в ее дела, и в прочих проступках. Затем, обращаясь к двум присутствующим восточным патриархам, царь попросил их допросить Никона по всем этим пунктам.

Никон в свою очередь спросил Паисия и Макария, дали ли патриархи Константинополя и Иерусалима свое согласие на суд над ним. Паисий и Макарий указали на подписи Дионисия и Нектария под совместным посланием восточных патриархов. Они не осмелились упоминать о полномочиях Лигарида, якобы полученных от патриарха Константинопольского. Между прочим, Лигарид, хотя и присутствовал на Соборе и руководил его делами за сценой, на заседаниях пытался по мере возможности быть незаметным.

Допрос Никона продолжался на протяжении всего первого дня заседаний Собора, но на следующее заседание 3 декабря его не пригласили. Несмотря на отсутствие Никона, царь и бояре продолжали излагать свои жалобы и обвинения.

Никона вызвали на следующее заседание 5 декабря. Допрос вели Паисий и Макарий совместно с царем. Никон защищался. Когда царь попытался удержать его в благоговейном страхе перед авторитетом патриархов Александрии и Антиохии, Никон дерзко сказал патриарху Макарию: "Здесь вы держитесь высокомерно, но какой ответ вы дадите патриарху Константинопольскому?" К этому времени факт, что от них отрекся патриарх Парфений, стал известен Паисию и Макарию и ограниченному числу участников Собора. То, что Никон упомянул об этом, явилось раскрытием дипломатической тайны и совершенным шоком для руководителей Собора. Некоторые иерархи и бояре стали возмущенно протестовать, что Никон бесчестит восточных патриархов.

По совету царя Паисий и Макарий приказали, чтобы от Ника убрали крест, который всегда несли перед ним, как перед патриархом. Никону сказали, что его отрешат не только от сана патриархата, но и от священства, и объявят простым монахом (даже не иеромонахом).

Заседание Собора, вынесшее окончательный вердикт, состоялось 12 декабря, но не в царском дворце, а в патриарших палатах. Царь, избегавший щекотливых ситуаций, не появился. Он послал противников Никона - князя Никиту Одоевского и боярина Петра Салтыкова - чтобы те действовали от его имени. Никон не был допущен на собрание, ему было ведено ожидать решения в передней. Когда Собор утвердил приговор, его члены проследовали в часовню Чудова монастыря. Никону было приказано следовать за ними. Затем ему зачитали приговор. Он был построен на основании приписываемых Никону грехов: оскорблял царя, вмешиваясь в дела, находящиеся вне патриаршей юрисдикции; по своей воле отказался от сана патриарха и оставил свою паству; основал монастыри с противозаконными названиями; называл себя "патриархом Нового Иерусалима"; он разграблял собственность других людей, чтобы обогатить свои монастыри; препятствовал назначению нового патриарха в Москве; оскорблял Собор своими обличениями; как патриарх, был жесток по отношению к епископам.

За эти приписываемые ему преступления "Мы - патриархи учинили его всякого священнодействия чужда и чтобы он архиерейская не действовал, обнажили его омофора и епитрахиля... Именоваться ему простым монахом Никоном, а не патриархом Московским... Место же его пребывания до кончины жизни его назначили в монастыре, чтобы ему беспрепятственно плакаться о грехах своих". [+216]

Собор постановил, чтобы Никон был отправлен в Ферапонтов монастырь в районе Белоозера. Его должны были сопровождать два иеромонаха, два дьякона, монах и двое мирян. Никона посадили в сани и под конвоем стрельцов увезли из Чудова монастыря. Толпа людей, почитавших Никона, как мученика, следовала за санями. Всякий раз, когда Никон пытался обратиться к ним, архимандрит Сергий, отвечавший за доставку Никона, препятствовал ему. Когда прежний управляющий Никона, обращаясь к Сергию, назвал Никона "патриархом", Сергий начал оскорблять его. Человек из толпы поклонников Никона с негодованием закричал на Сергия: "Кончай гавкать. Никон - патриарх Божьей волей, а не твоей".

Никона оставили на ночь в Москве. Отправка в место ссылки была запланирована на следующий день, 13 декабря. Во избежание бунтов агенты правительства распространили дезинформацию о том, что Никона повезут по улице Сретенка. Там собрались толпы с самого раннего утра, но Никона отправили другим путем и, таким образом, удалось избежать стычек.

К моменту отправки Никона царь прислал ему денег и роскошную меховую шубу. Никон отказался от подарков, несмотря на то, что был одет не достаточно тепло, чтобы защититься от сурового холода. По всему пути к Белоозеру толпы людей собирались, чтобы выразить ему свою симпатию. Стрельцы постоянно разгоняли эти толпы. [+217]

Поезд Никона добрался до Ферапонтова монастыря 21 декабря. Архимандрит Иосиф, назначенный стражем Никона, получил следующие указания: "Наблюдать, чтобы Никон не писал писем и не получал их; запретить кому-либо оскорблять его; запретить ему вмешиваться в монастырские дела; снабжать его пищей и прочими необходимыми вещами, согласно его потребностям".

Однако оказалось не так-то просто полностью изолировать бывшего патриарха от внешнего мира.

VI

Покончив с Никоном, Собор обратил свое внимание на старообрядцев.

К 1666 г. движение старообрядцев широко распространилось на севере России и в районе Нижнего Новгорода, имело оно и в последователей в Москве. Аввакум, находясь в ссылке в Мезени, активно защищал и пропагандировал "старую веру". Мощный сопротивления никонианству сложился в Соловецком монастыре. В Москве верующих поддерживала боярыня Морозова.

В связи с судом над Никоном старообрядцы и симпатизировавшие им прониклись новой надеждой, что их взгляды возобладают в правительственных кругах. Неронов, который формально признал официально установленную церковь, продолжал свое противостояние Никону и предложил собрать новый церковный Собор для примирения старообрядцев и епископов, верных правительству. Священник Никита Добрынин из Суздаля составил петицию в защиту догматов старообрядцев. Она была хорошо аргументирована и написана в мягком тоне. [+218]

Царь созвал Собор в конце апреля 1666 г., пригласив лидеров старообрядцев, включая Аввакума, и симпатизирующих им. Но надежды Неронова на Собор не оправдались. [+219]

Царь и бояре приняли все меры предосторожности, чтобы крепче держать в руках направление работы Собора. Действительными членами Собора были признаны только епископы и архимандриты. Секулярное Духовенство (протопопы и священники) не имели голоса при принятии решений. Лояльность предполагаемых членов собора проверяли перед открытием заседаний, предложив каждому из них три вопроса.

Вопросы (по-видимому, предложенные Лигаридом) были следующими: (1) Являются ли восточные патриархи православными? (2) Являются ли греческие книги православными? (3) Являются ли решения церковного Собора 1654 г. законными? (Следует вспомнить, что на том соборе - при Никоне - было принято решение пересмотреть русские церковные руководства, чтобы приспособить их к греческим книгам).

Члены Собора представали перед царем и, без предварительного обдумывания, давали немедленный ответ. Несомненно, им было ясно, что утвердительный ответ на них являлся предпосылкой участия в деятельности Собора. Каждый подписывал свое заявление, и таким образом, можно было ожидать, что все они будут на заседаниях Собора поддерживать правительство.

Александр из Вятки был единственным из приглашенных епископов, который симпатизировал движению старообрядцев. Подписав заявление, он решил прекратить открытое сопротивление официальной церкви и подписал специальное отречение от всех своих предыдущих протестов против никонианских книг. Многие старообрядцы и их поклонники, включая Неронова и монаха Ефрема Потемкина, тоже заявили о своем раскаянии.

Петицию Никиты Добрынина вручили Лигариду для изучения. Поскольку Лигарид не знал русского языка, перевести эту петицию на латынь было поручено ученому западнорусскому монаху Симеону из Полоцка (Полоцкому), проживающему в Москве с 1663 г. и сделавшему здесь блестящую карьеру. Лигарид написал возражение на эту петицию. Симеон, развивая аргументацию Лигарида, составил довольно длинный трактат против взглядов Никиты и прочих старообрядцев под заголовком "Жезл правления". [+220] На Соборе использовались выдержки из книга Симеона, и петиция Никиты, как это и можно было предположить, была отвергнута, несмотря его протесты.

Собор постановил лишить Никиту, Аввакума и дьякона Федора, не желающих никаких компромиссов с официальной церковью, духовного сана. Это было публично совершено в Успенском соборе. Вслед за этим, все трое были изолированы друг от Друга, но некоторое время их держали в заключении в одном и том же монастыре. Никита и Федор не смогли выдержать сурового режима одиночного заключения, и подписали свое отречение от старой веры. Но ничто не могло сломить решимости Аввакума, и через некоторое время он был переведен в новое место заточения - монастырь Св. Пафнутия в Боровске.

Дело старообрядцев было предложено вниманию патриархов Паисия Александрийского и Макария Антиохийского на заседаниях Собора 1666-1667 гг. Их главным консультантом, как мы знаем, являлся Лигарид. Свои возражения на петицию Никиты Добрынина он дополнил примечаниями и представил их на рассмотрение патриархам. Лигарида поддерживал еще один грек - архимандрит Дионисий из Тверского монастыря на горе Афон, который проживал в Москве с 1655 г., знал русский язык и служил издателем в Печатном дворе. Дионисий презирал традиции русской церкви и считал их невежественными. Однако он не был компетентным богословом, а сводил все дебаты на более низкий уровень, говоря о разнице в деталях церковного ритуала, обвиняя русских в искажениях и ересях. [+221] Тем не менее, его меморандум явился основанием для того, чтобы Собор вынес решение о виновности старообрядцев.

Собор аннулировал решения Стоглава 1551 г., обвинив Макария, который в то время был митрополитом, в невежестве и софистике. По словам Карташева, Собор 1667 г. "посадил на скамью подсудимых всю русскую московскую церковную историю, соборно осудил и отменил ее". [+222]

Чтобы окончательно решить судьбу старообрядцев, как движения, Собор проклял их и предал анафеме. В добавок к этому, он рекомендовал царю считать старообрядцев еретиками и схизматиками (раскольниками) и использовать всю мощь своей власти, чтобы наказать их.

26 августа 1667 г. царь приказал, чтобы Аввакум, Никифор, Лазарь и Епифаний были сосланы в Пустозерск. В добавок к этому, Лазарю и Епифанию отрезали языки, что полагалось за богохульство.

VII

После свержения Никона царь и епископы должны были избрать нового патриарха. В январе 1667 г. их выбор пал на пожилого и бездеятельного архимандрита Троицкого монастыря Иоасафа (Иоасафа II в качестве патриарха). От него нельзя было ждать противостояния царю и боярам, чего нельзя было сказать о других церковных иерархах.

Царь Алексей принимал очень активное участие в суде над Никоном. Большая часть русских епископов также была против Никона и хотела от него избавиться. Однако немногие из них разделяли идеологические посылки обвинений против Никона, сформулированные Лигаридом, и одобренные царем и боярами.

Практической целью Лигарида было показать, что авторитет царя выше, чем авторитет патриарха, не только в государственных вопросах, но и в вопросах веры. В теоретическом же плане его аргументация являла собой выражение католической доктрины. Лигарид был достаточно осторожен, чтобы отрицать тот факт, что целый ряд отцов церкви выражает уверенность в том, что церковный авторитет (священство) выше, чем государственный (царство). С другой стороны, Лигарид доказывал, что царь сочетает в своей личности оба типа власти и особенно - такой благочестивый царь, как Алексей. "У доброго царя будет еще добрее сын его, наследник. Он будет... царь и вместе архиерей". [+223]

Как только Никон сошел со сцены, русские епископы начали высказывать свое несогласие с попытками унижения авторитета церкви. Между прочим, они продолжили никонианскую линию аргументации. Местоблюститель митрополит Павел Крутицкий (занимавший эту должность до рукоположения Иоасафа в сан патриарха) и архиепископ Илларион из Рязани стали выразителями идей тех епископов, которых старообрядцы окрестили "никонианцами", поскольку те разделяли взгляды Никона на взаимоотношения между церковью и государством. Патриарх Паисий Александрийский заявил: "Те являются никонианцами и папистами, кто пытается сокрушить царство и возвысит священство". Однако, в конце концов, греки согласились на формулировку, приемлемую для русских епископов: "Царь имеет преимущество в делах гражданских, а патриарх - церковных". [+224]

Русские епископы не ограничивали себя в том, чтобы обеспечить теоретическое подтверждение равных прав патриарха и царя, каждого - в своей сфере: они хотели быть уверенными, что теория будет воплощена в практику, и требовали, чтобы Монастырский приказ, против которого Никон сражался с такой решимостью, был упразднён. Царю оставалось только уступить епископам, чтобы вознаградить их за выступление против Никона на заседаниях Собора. Соответственно, то, в чем он отказывал Никону, он даровал теперь прежним противникам Никона, ставшим его новыми последователями. Монастырский приказ был закрыт, и духовенство было освобождено от юрисдикции светских судов.

Примечания

[+182] . Соловьев, 11,214; Зызыкин, 2,337,342.

[+183] .Соловьев,11,214.

[+184] Зызыкин, 2,373.

[+185] Зызыкин, 3,58.

[+186] Соловьев, 11,219-220.

[+187] Соловьев, 11,220-221, Субботин, с.37-38;Gibbenet, 1,88-89.

[+188] . Соловьев, 11,221-222, Субботин, с.45-46.

[+189] . Соловьев, 11,224-226,231-235,242,243;3ызыкин,3,62-63.

[+190] . О Паисии Лигаридe см.: Карташeв, 2,202-203; Зызыкин, 1,210-224; Шмурло, "Архив Пропаганды Фидс", Россия и Италия, 4 (Ленинград, 1927), Именной указатель, с.326, см.: Лигарид Паисии.

[+191] .Резюме "Вопросов - Ответов" Стрешнева - Лигарида см. в кв.: Gibbenet,2,518-550; краткий очерк: Соловьев, 11,227-229.

[+192] . Соловьев, 11,231; Зызыкин, 3,64-65.

[+193] . Соловьев, 11,237; Зызыкин, 3,68.

[+194] . Карташeв, 2,206.

[+195] . Зызыкин, 3,68-70.

[+196] . Раlmer, 4,499,506; Зызыкин, 3,73-74.

[+197] . О годах Аввакума, проведенных в Сибири, см.: Раscal, 1, 88-89.

[+198] . Раscal, p.280.

[+199] . Аввакум, Житие, с.88. (Интерпретация Г. Вернадского).

[+200] . Pascal, p.321-322.

[+201] . Pascal, p.359.

[+202] . Английский перевод "Возражения" см.: Раlmer, vol.1. "Возражение" пока еще не было целиком опубликовано в русском оригинале. Сокращенный русский текст см.: ЗОРСА, 2 (1861), 423-493; Я в сотрудничестве с Валерием А. Туминсом готовлю полное издание русского текста с предисловием и комментариями.

[+203] . Соловьев, 11,249-250; Зызыкин, 2,233-235.

[+204] . Зызыкин,2,236; Соловьев, 11,246-247.

[+205] . Соловьев, 11,250-252; Субботин, с.111-113.

[+206] . Заозерский, Царская вотчина, с.30.

[+207] . Зызыкин, 2, 239-241. Текст заявления Никона от 14 декабря 1665 г. см. в кн.: Субботин, 204-216.

[+208] . Зызыкин, 2,238.

[+209] . Резюме содержания письма патриархов см. в кн.: Зызыкин, 3,86-105.

[+210] . Зызыкин, 3,81-82.

[+211] . Карташев, 2,207.

[+212] Карташев, 2,208.

[+213] Зызыкин, 3,84.

[+214] . Карташев, 2,208-209.

[+215] . О суде над Никоном см.: Соловьев, 11,255-267;3ызыкин,3,120-152; Карташев, 2,209-212.

[+216] . Карташев, 2,211.

[+217] . Соловьев, 11,267-268; Зызыкин, 3,179-180.

[+218] . Pascal, p.375.

[+219] . О заседаниях собора см.: Раscal, рр.373-381; Карташeв, 2,174-177.

[+220] . О Симеонe Полоцком см.: Петухов, сс.271-283; Тshizewskiy, рр.346-358; Вillington, рр.146-147.

[+221] . Карташeв, 2,177-178.

[+222] . Карташeв,2,179.

[+223] . Зызыкин, 1,219-220; Карташeв, 2,216.

[+224] . Зызыкин, 3,274-279; Карташев, 2,216-217.

[ << ] [ Начала Этногенеза ] [ Оглавление ] [ >> ]