"Славянские ль ручьи
сольются в Русском море?"
Беседа любезно
предоставлена
Общественной организацией "Фонд Л. Н.
Гумилева".
Опубликовано // "Литературная
учеба", 1992, ╧ 6 (ноябрь-декабрь).
Л И Т Е Р А Т У Р А и С О В Р Е М Е Н
Н О С Т Ь
литературно-публицистический клуб ╚
Г Л А Г О Л Ъ ╩
ПЕТЕРБУРГСКИЕ ВСТРЕЧИ
В четвертом номере ╚Литературной
учебы╩ в нашем клубе о необходимости
сохранения и возрождения библиотек,
архивов, книгохранилищ говорили академик Д.
С. Лихачев, директор Пушкинского Дома,
профессор Н. Н. Скатов и профессор Б. Ф.
Егоров. Мы продолжаем разговор о прошлом и
настоящем страны, о проблемах национальной
культуры с известными ленинградскими
учеными. У нас в гостях:
Лев Николаевич ГУМИЛЕВ (1912-1992),
доктор исторических наук, доктор
географических наук, автор восьми книг о
проблемах взаимодействия общества и
природы, роли этноса, этнических систем.
Александр Михайлович ПАНЧЕНКО
(1937-2002), доктор филологических наук,
заведующий отделом Института русской
литературы АН СССР (Пушкинский Дом).
Константин Павлович ИВАНОВ
(1953-1992), кандидат географических наук,
преподаватель ЛГУ, действительный член
Географического общества СССР, ученик Л. Н.
Гумилева.
Александр Михайлович Панченко:
- Петербург был задуман как
демонстративный разрыв с Древней Русью.
Отсюда - и выбор места на крайнем северо-западе
страны, и нерусское название, и красная
линия в градостроительстве. Старинные наши
города, включая Москву, - в прямом и
необидном смысле слова ╚большие деревни╩. В
них люди живут как хозяева, своим домком, а
не съемщиками, держат скотину и птицу,
разводят огороды... У них и психология
сельская, и культура сельская. Не случайно у
москвичей, даже очень богатых и чиновных, у
бояр и окольничих не было ╚подмосковных╩
усадеб. Они - символ петербургского периода
нашей истории, когда ╚молодая Россия╩
обзавелась музеями, Академией наук,
ассамблеями (потом - балами), общедоступными
библиотеками, регулярными школами и
университетами - интеллектуалами западного
типа.
Весьма важно, что, все-таки, у этих
петербургских интеллектуалов идея разрыва
с отеческой традицией была ВЫТЕСНЕНА идеей
ДОЛГА перед РУСЬЮ, которой столь дорого
обошлось строительство Северной Пальмиры (эта
мысль принадлежит Дмитрию Сергеевичу
Лихачеву). Долг платежом красен - и
Петербург стал центром изучения русского
фольклора и средневековой литературы. В
известной мере наш город сохранил эту
функцию до сей поры.
Здесь с 1934 года начал собирание
старинных рукописей незабвенный Владимир
Иванович Малышев - основатель
Древлехранилища Пушкинского Дома. В 1956 году
Малышев взял меня, студента-филолога, в
поездку к печорским старообрядцам (тогда
это была единственная археографическая
экспедиция на бескрайних наших просторах).
Потом я долго (и с некоторым успехом) искал
древние книги для Пушкинского Дома и в
общении с ревнителями древлего благочестия
имел возможность узнать тип ╚начетчика╩, в
котором многое сохранилось с допетровских
времен.
╚Начетчик╩ относится к книге
своеобразно, видит в ней не источник
информации, а средоточие ╚душеполезности╩,
вечных истин. Это позиция древнерусского
человека, который ощущал себя эхом вечности
и эхом минувшего, не любил новизну ради
новизны, твердо стоял на ногах, полагая, что
ему ведомы ╚начала и концы╩. В такой позиции
есть и доброе, и худое. Ее апологеты излишне
подозрительны к изменениям, а здоровый
общественный организм непременно должен
меняться. Они - консерваторы, но это
консерватизм благородный, препятствующий
разрушению и природы, и культуры. Однако
истина, как часто бывает, расположена где-то
посередине.
Правда, сил у наших старообрядцев
- и печорских, и мезенских, и пинежских, и
северодвинских - оказалось недостаточно,
дабы противостоять эпохальному безумию,
погубившему русскую деревню. Я уже лет
пятнадцать не езжу в экспедиции, и не потому,
что сил нет и времени нет (хотя того и
другого становится все меньше), а потому,
что не могу видеть мерзость запустения.
Раньше по берегам могучих северных рек если
не процветала, то теплилась жизнь. Сейчас
там прозябание, там смерть.
Правда, ╚старописьменная╩ наша
культура все же неисчерпаема. Владимир
Иванович умер в 1976 году. Тогда мы в
Древлехранилище поставили перед собою цель
прямо-таки маниловскую: каждый год собирать
до 150 рукописей. И эта цель оказалась
реальной, и вожделенное число регулярно
превышается. Воздадим должное энтузиазму
малышевских учеников и учеников его
учеников - В. П. Бударагина, Н. В. Понырко, Г. В.
Маркелова, Н. В. Шухтиной... Рукописи не грибы,
а все же каждый сезон приносит нам урожай.
И качество находок
удовлетворительное. Довольно часто
встречается XVI век. Хорош привоз прошлого
года с Северной Двины. Следует отметить ╚Книгу
бесед╩ протопопа Аввакума (в сборнике есть
и другие сочинения - его и его сподвижников),
при том, что списки ее редки. Много
привезено лицевых (иллюстрированных)
рукописей, некоторые - дело искусных рук
книжника из Пичуги Ивана Филипповича
Колодкина (это XIX век). На Северной Двине
была хорошая книгописная школа. Получили мы
и настенный лист начала прошлого столетия с
панорамным изображением Выговского и
Лексинского общежительств,
интеллектуальных и литературных центров
северного старообрядчества. Притом,
львиная доля ежегодного пополнения
Древлехранилища - дары, а не покупки. Это
тоже старинная манера: иконы и книги встарь
не продавались (разве можно продавать
душеполезные идеи?), они менялись (даже, если
мена шла на деньги).
Впрочем, если сельское
старообрядчество умаляется, то городское
растет, особенно в Прибалтике. Недавно
побывал я в рижской Гребенщиковской общине,
был допущен в крестильную палату (там
крестят не обливанием, а как полагается -
троекратным погружением). Впечатление
сильное и отрадное - много крещающихся, и
младенцев, и взрослых. И в книжной
деятельности есть сдвиги. Так, рижане (с
помощью Финляндии) издали фототипически
Острожскую Библию Ивана Федорова. Планы у
них большие...
Но деревенское старообрядчество,
боюсь, обречено (за редкими исключениями), и
глядеть на это тяжело. Пушкин говорил, что
без политической свободы жить очень можно,
а без частной свободы жить нельзя. В этом
соль - в том, что у людей отнимали бытовую
свободу, насиловали многовековые привычки.
Меня, например, крестили в 1937 году, в
младенчестве. Но в Питере это было почти
невозможно, поэтому меня увезли в деревню -
тамошний священник был наш свояк, он ночью и
совершил таинство крещения. В церкви всего
трое было (не считая младенца - поп,
прабабушка и бабушка. Даже крестного отца я
не сподобился - правда, в таких случаях
восприемником считается священник. А утром
его взяли - не из-за меня, конечно, а просто
очередь подошла...
Человек ЖИВЕТ ОБЫЧАЕМ, прежде
всего обычаем, в будни будничает, в
праздники празднует. Посягательство на
частную свободу человека - грех и
преступление. Много лет были запрещены елки
(только в год моего рождения их милостиво
разрешили). Доносчики на Рождество и на
Новый год ходили по дворам и улицам, у кого
свечи затеплят - доносили (кто поумней,
занавеси задергивал). Бесцеремонно
запрещали устраивать банкеты защитившим
диссертации, а это со средних веков ведется!
То боролись с узкими брюками, то с широкими,
то с длинными волосами, то с бритыми
головами, а упорнее всего - с бородой. Я ее
запустил рано и много за нее претерпел.
Помню, стоим мы на Невском с покойным моим
другом, тоже бородатым, никого не трогаем,
идет какой-то дядя с палочкой, еле ноги
волочит, и говорит старческим голосом: ╚В
прежние времена я бы вас расстрелял!╩ Вот
молодец, голубчик!
Вмешательство в частную жизнь
теперь ослабло, но поползновения такие
продолжаются. Поистине дураков не сеют, не
жнут - сами вырастают.
Лев Николаевич Гумилев:
- Когда глава нашего города
возвращал верующим Церковь иконы
Владимирской Божией Матери, и меня
пригласили, поскольку я подписался как член
╚двадцатки╩ - это двадцать человек, которые
хотят иметь молитвенное здание. Ну, было
заседание, потом мы явились в Церковь,
осмотрели ее, глава города (мэр Санкт-Петербурга
Собчак А.А. √ прим.ред.) подтвердил свое
мудрое решение о том, что Церковь должна
быть возвращена верующим.
Там была журналистка из ╚Пятого
колеса╩ нашего телевидения (телевизионная
программа Санкт-Петербургского
телевидения под руководством Беллы
Курковой √ прим. ред.). Подходит она ко мне
и спрашивает: ╚Против чего Вы боретесь?╩ Я
говорю, что я не против чего не борюсь, а
просто пользуюсь правами, данными мне
конституцией. Она: ╚А что Вас ЗАСТАВИЛО
принять веру? Когда Вы стали верующим?╩ - ╚Когда
мне было две недели от роду и крестил меня
отец Яков в Царском Селе. Вот тогда-то и стал
верующим, и предки мои были верующими. Да,
тысячи лет были верующими, и все как-то были
этим довольны╩. Тогда она говорит: ╚А как же
насчет атеизма?╩
Вот тут-то я привел ее на кухню,
тогда у нас еще коммунальная квартира была,
и она коммунальную кухню засняла, и прочел
ей длинную лекцию, что вера одна, а атеизмов
много. И стал перечислять: конфуцианство -
это атеизм, даосизм - это атеизм, йога - это
атеизм, гносеологические учения
Средиземноморья - это атеизм, современная
физика - ну, она ни то ни се, во всяком случае,
она не требует ни веры, ни неверия. Шаманизм
- это атеизм, но мистический, и тому подобное...
Но не об этом речь.
А я тут хочу рассказать, почему мы
великая страна, а не такая, вроде Югославии,
маленькая. Поскольку в России шла
дифференциация и дивергенция различных
княжеств, то тверичи считали, что москвичи -
это другой народ, примерно так, как французы
не считаются испанцами. Говорят похоже, на
романском языке, но все же разные. То же
самое суздальцы, а уж новгородцы, так те
были уверены, что вообще никакого отношения
не имеют к России, и никакого момента для
соединения даже Великороссии, не называя
уже Юго-Западной Руси, не было.
Но было одно исключение, была
одна общность - мы все были православными. И
ОБЪЕДИНЕНИЕ шло ПО ЛИНИИ ПРАВОСЛАВИЯ.
Поскольку к нам приехало много монголов-христиан
из Центральной Азии, то они внесли и
монгольский облик христианства. То есть в
этом облике участвовали не только один Папа,
или патриарх, или там, великий князь или
император, а участвовали все верующие. И
когда на митрополита Петра пришли доносы,
что он берет взятки, что было хулой, то
созвали Собор. На Собор собрались все и
сказали, да, мы владыку знаем, ни с кого он
взяток не берет. Весь народ вмешался в Собор,
что было, конечно, нарушением канона. Но
вмешались и защитили владыку Петра. А тех
стукачей, которые на него писали,
разжаловали и отправили по деревням.
После митрополита Петра был
митрополит Феогност - грек, человек умный,
тактичный, который никаких своих порядков
не наводил, а быстро применился к тем, что
были в Великом княжестве Владимирском, и, в
частности, в Москве. Москва Феогноста
поддерживала. Его поддерживал Иван Калита,
Симеон Гордый, и когда митрополит Феогност
скончался, митрополитом сделали крестника
Ивана Калиты - Алексия.
Алексий сыграл примерно ту же
роль в нашей истории, которую во Франции в
средние века сыграл аббат Суггерий и
кардинал Ришелье в описанные Дюма и хорошо
всем известные времена. То есть митрополит
Алексий фактически возглавил государство.
В то время правил Симеон Гордый, который
никакими талантами не обладал, а еще
меньшими обладал Иван Иванович Красный. Он
славился красотой и глупостью, но человеком
был тактичным и не мешал толковым боярам и
митрополиту вести порядок в стране.
А времена были такие: западные
княжества захватывала Литва. Теснила Русь.
А на востоке в Золотой Орде шла страшная
резня, потому что старший сын Джанибека,
Бердибек, убил отца, перебил всех своих
братьев и объявилось много самозванцев, все
хотели быть якобы сыновьями Джанибека. Но
митрополит Алексий в свое время помог
матери Джанибека, вылечил ей глаза, она
прозрела, и потому очень возлюбила и стала
защищать Русскую землю. И когда на Востоке
шла жуткая борьба за власть, все обращались
из Орды к нему, потому что митрополит
Алексий фактически представлял русское
единство. А так как он жил в Москве, то
Москва и стала столицей. Понимаете, что
оказалось силой? Раздробленную,
расхлюстанную, разбитую на кусочки Русскую
землю объединила сила духа православного
митрополита.
Панченко А.М.:
- ╚Мы искони были люди смирные и
умы смиренные, - говорил П.Я. Чаадаев, -
так воспитала нас Церковь наша. Горе нам,
если изменим ее мудрому учению! Ему обязаны
мы всеми лучшими народными свойствами
своими, своим величием, всем тем, что
отличает нас от прочих народов и творит
судьбы наши╩.
Смирный человек - самый
симпатичный русский тип. Это и Белкин (╚Повести
Белкина╩), и Максим Максимович, и капитан
Тушин, и Платон Каратаев. В смирном человеке
нет трусости, он тверд в правилах, он терпим
и лишен самодовольства. ╚Смиренномудрие╩ -
это православие, это национальная наша
идеология. Доброкачественность идеологии
проверяется по-разному, но, прежде всего
качествами древности и постоянства. Если
христианство существует две тысячи лет,
если оно претерпело разнообразные, иногда
крайне жестокие, изуверские гонения, -
значит, это не пустое дело. То же относится к
иудаизму, исламу.
Учениям же, которые и ста лет не
выдерживают, цена пятак в базарный день. Они
принадлежат к разряду заблуждений,
духовных недугов, а недуг кончается либо
уходом в небытие, либо выздоровлением.
Однако надлежит помнить, что
любая из ╚высоких╩, единобожных религий
утверждает, что истинна лишь она и что
истина одна. Полагаю, что владение полнотой
Истины не дано никому, что Истина как-то ╚распределена╩,
в равных или разных долях. За претензии на
обладание Истиной народам пришлось
заплатить муками и большой кровью.
Этой суетной гордыне надлежит
противопоставить интеллигентность,
уважение к чужому и чуждому тебе мнению,
терпимость.
Гумилев Л.Н.:
- ...Каждому свое.
Панченко А.М.:
- Да, каждому свое.
Это на примере Российской
империи можно продемонстрировать. Говорят,
что она была тюрьмой народов. Это как
посмотреть. Конечно, страдала
от русификации Польша, переименованная в ╚привислинские
губернии╩...
Гумилев Л.Н.:
Заметьте, это случилось тогда,
когда пришли интеллигенты с западным
образованием, они начали русификацию, а
раньше ее не было.
Панченко А.М.:
- В Царстве Польском при
Александре I ее действительно не было.
Гумилев А.М.:
- До середины XIX века у нас никакой
русификации не было и всем давали жить.
Панченко А.М.:
- По отношению к мусульманскому
Востоку это и дальше сохранялось.
В Петербурге жил император, а в
Бухаре жил эмир, и между ними не возникало
распрей, монаршего соперничества. Что до
Петербурга, он был городом
интернационального воспитания и населения.
Например, при Александре I польская колония
была столь влиятельна притягательна, что в
имперской столице случалось иногда
ополячивание (один природный русак стал
сочинять и печатать стихи по-польски). Здесь
жили и уживались немцы, англичане, финны,
эстонцы, причем все они люди разной веры -
лютеране, католики, магометане, буддисты...
Этой терпимостью (со всеми оговорками, со
всеми ошибками, со всеми глупостями) Россия
и держалась.
Гумилев Л.Н.:
- Вот что интересно: когда
англичане в XIX веке сделали десант на
Камчатку, то камчадалы сражались против них
- значит, чувствовали себя органичной
частью России.
Панченко А.М.:
- Беда пришла позже, когда мы
отреклись от самих себя и одновременно
перестали понимать и уважать другие народы.
Ни верований, ни обычаев - всех стригли под
одну ╚интернациональную╩, на деле же
вненациональную и антинациональную
гребенку.
Есть, например, фильм о Чукотке
первых послереволюционных лет. Приезжает
туда русский мальчишка (его играет очень
хороший актер, да и самый фильм
профессионально неплох), так вот, приезжает,
естественно, ╚начальником╩ и начинает
чукчей учить жить. Чему он их может научить?
Чему? Бросьте его в чукотской тундре, он с
голоду и холоду сразу погибнет. У чукчей
свои отношения с землей, с океаном, с небом,
с оленями, вечные и мудрые...
Или телевизионный сериал о Хамзе
- узбекском революционере. Он страдалец, и
его жалко. Но с какой стати Хамза воюет с
паранджой, заставляет женщин ее снять?
Обычай открывать лицо - обычай западный,
значит, борьба с паранджой - насилие,
пришедшее из-за Волги.
Если бы идеология, которой не за
страх, а за совесть служил Хамза, пришла бы к
нам с Востока, то русским женщинам пришлось
бы завесить лица. Зачем все это, зачем?
Результаты ведь плачевны: чукчи
разучиваются пасти оленей, узбеки -
выращивать фрукты, русские утрачивают
культуру льна. Исчезают сословия, языки,
народы, ремесла, обряды; ничего нет, есть
только обыватели.
Гумилев Л.Н.:
- И отсюда, из этих засоренных
когда-то родников своеобычности каждого
народа, идут национальные распри. Видите ли,
каждый человек хочет, чтобы с ним
обращались вежливо, любезно и с уважением,
то есть с уважением принимали его обычаи,
его порядки и считались с ними. А наши
начальнички очень мало чему учились, и от
полного нежелания ничему научиться, они
переделали все так, как понимали. А понимали
они, что с русскими можно обходиться так же,
как с немцами, а с немцами так же, как с
татарами, а с татарами так же, как с
калмыками, и так далее. А надо учиться. В
университетах поставить нормальный курс
этнографии с тем, чтобы учили не какие-то
случайные и дикие обычаи папуасов, их
брачные обряды, это уж кто захочет отдельно
этим заниматься, - пожалуйста, а надо учить,
как люди ведут себя и какие у них обычаи, и
чем одни отличаются от других. И в каких
случаях имеет смысл обижаться, в каких нет.
Панченко А.М.:
- Отправная точка нелепа. Есть
рабочие - они везде одинаковы. Есть
капиталисты - они везде одинаковы.
Социальные перегородки, социальное
напряжение - не выдумка, конечно. Однако не
выдумка и национальная специфика,
касающаяся вероисповедания, быта, манер,
кухни, круга чтения, обрядов и т. д. Такая
специфика надсословна. Ею пренебрегают
ради вожделенной унификации, всеобщей ╚перековки╩.
В итоге - обиды. Всех обидели, и русских тоже
обидели.
Гумилев А.М.:
- Очень обидели. Я написал
историю первого тюркского каганата и
второго, их два каганата было. Написал
книжку по эстетиковедению древних монголов,
о Тибете книгу написал, о древних хуннах.
Так что мне удалось написать историю всех
кочевых народов Центральной Азии и их
соотношения с русскими и со славянами. И что
же получилось? Оказывается, что эти тюрки и
русские великолепно уживались друг с
другом, они любили друг друга, вступали в
браки, они уважали друг друга. Я даже очень
удивил нашего общего друга Дмитрия
Сергеевича Лихачева, когда ему рассказал о
тех контактах, которые были у половцев с
русскими. И настолько, что когда монголы
пришли воевать с половцами, то русские
выставили целое войско на Калку, чтобы
защищать половцев. Ну, конечно, нам влили
тогда почем зря... Но мы с монголами
подружились, очень хорошо и мирно, особенно
в городе Ростове Великом. Туда приезжали
монголы-христиане, их было много, они
спасались от мусульман...
Конечно, это такой кавалерийский
наскок на исторические факты, но чтобы в них
разобраться, надо твердо помнить: любая
система, будь то один человек, одна бактерия
или, наоборот, целый этнос, возникает,
существует некоторое время и исчезает. Этот
закон принят сейчас всей Европой и
принадлежит И.Р.Пригожину (основатель
науки синергетики √ прим. ред.) -
бельгийскому ученому, уехавшему в детстве
из России. Но Пригожин работал на
молекулярном уровне, а я на популяционном,
изучая этнос, и убедился, что законы природы
везде совершенно одинаковы, что каждый
этнос проходит все стадии этногенеза.
Подъем или юность, расцвет или зрелость,
инерционный - пожилой период и, наконец,
последний - конец.
Каждый толчок, который создает
пассионарный взрыв, захватывает не одну, а
несколько стран, и через 1200≈1500 лет он
исчезает. Эта преамбула необходима, чтобы
понять дальнейшее.
Когда родился Господь наш Иисус
Христос - это было время пассионарного
толчка, задевшего широкую полосу земли от
Южной Швеции до Абиссинии. Это было в IV году
до нашей эры, и, естественно, эпоха подъема
была до V - VI веков. Ровесниками этого
пассионарного толчка были готы и славяне, в
частности, и другие народы Великого
переселения, которые ушли на Запад (и в
данной беседе они нам поэтому неинтересны).
Затем был период, примерно соответствующий
половому созреванию, период расширения и
агрессии, когда славяне, жившие в верховьях
Вислы, распространились до Балтийского
моря, захватили весь Балканский полуостров,
берега Адриатики и даже на Малую Азию
продвинулись и на восток до Днепра. Но
наступил период надлома, когда восточные
славяне, а мы говорим сейчас о них,
оказались в очень тяжелом положении. С
севера на них нападали скандинавы, тоже
молодой этнос, с востока - хазары. От хазар
удалось освободиться при великой княгине
Ольге, заключившей союз с Византией.
И это наступил уже инерционный
период развития - X век, тысяча лет прошла. И
тут некоторое время при Ярославе Мудром,
при Владимире Мономахе и его сыне Мстиславе
Великом славянские племена вдоль Днепра, по
обе стороны его, были объединены в единую
Киевскую державу, которая затем распалась
на составные части. И произошло это не по
каким-то мистическим причинам, никто на нее
не нападал, она распалась от собственной
старости, как и ее сверстники Византия и
Аксум.
Пассионарное напряжение, то
напряжение, которое создает государства, ╚оттянулось╩,
как всегда бывает, в столицу, в Киев. В
остальных княжествах: в Ростове, Суздале,
пассионариев осталось гораздо меньше, но
достаточно для того, чтобы не подчиняться
Киеву. Смоленск отделился, Новгород, Галич,
Чернигов, конечно, Рязань, Муром - все
разделились на отдельные княжества и
потеряли, во-первых, силу сопротивления, во-вторых,
все взаимодействие расстроилось.
В общем, КОГДА НЕТ ЭНЕРГИИ, то
никакая машина не работает, в том числе и
государственная. А энергия уже рассосалась,
рассеялась, и Русская земля оказалась в
совершенно безвыходном положении. При
таком богатстве, при прекрасно налаженной
экономике, очень хороших ремеслах, великом
искусстве, довольно приличной грамотности,
а вот НА СВЕРХНАПРЯЖЕНИЕ силы у них не
хватало.
И вдруг, на наше счастье или
несчастье - сказать трудно, - произошел
новый толчок, который прошел от Пскова, мимо
Вильны, но немножко восточнее, затем вышел в
Дикое поле, в степи, прошел через Турцию и
затем до Эфиопии по Ливийской пустыне.
Сразу явилось большое количество
пассионариев, людей с очень большой
энергией. И опять-таки тут, на наше счастье
или несчастье, двинулся через нашу землю
Батый. Пробыл он очень недолго, всего одну
зиму, разрушил всего 14 городов, как пишут в
Ипатьевской летописи, потому что каждой
движущейся армии нужны продукты, и
называется это контрибуция, а не грабеж.
Затем татары ушли.
И наоборот, папа Иннокентий IV
объявил крестовый поход, в число жертв,
намеченных крестоносцами, попали и
православные русские. Но князь Александр
Невский заключил союз с ордынцами и тем
самым остановил крестоносный натиск.
Договор Александра с ханами Бату и Берке
был, по сути дела, военно-политическим
союзом, а ╚дань╩ - вносилась в общую казну на
содержание армии. Покорения не было, так как
не было оставлено гарнизонов, была
договоренность.
Навязанная нам школьными
учебниками (разговор происходит в 1990 году
√ прим. ред.) концепция ига надуманна и не
выдерживает серьезной научной критики (подробнее
у меня об этом написано в ⌠Апокрифическом
диалоге■ - см. журнал ╚Нева╩, 1988, ╧ 3 - 4).
Белая Русь, Галиция, Волынь, Киев и Чернигов
отказались от союза с Ордой и стали жертвой
Литвы и Польши. Ханы Тохта, Узбек, Джанибек и
даже Тохтамыш давали ярлыки на великое
княжение московским, тверским, суздальским
князьям, но не трон московского князя, а
престол Митрополита связывал Поволжье и
Русский улус. Да и князья городов
подчинялись митрополитам Петру, Феогносту,
Алексию и игумену Троицкой Лавры - Сергию. А
в Орде русские интересы представлял
епископ Сарский и Подонский.
Новообращенные в ислам кочевники уважали
православие не меньше ислама; фанатизм
наблюдался только у камских булгар,
наименее надежных подданных Орды.
И надо сказать, что наиболее
ценным было ОТСУТСТВИЕ как у монголов, так и
у русских, того проклятия, которое
именуется РАСИСЗМОМ. Никто не считал
антропологические черты знаком высшего или
низшего состояния - в природе нет лучшего
или худшего - есть разница. И принцип
качества евразийским народам был известен
лишь в аспекте интеллектуально-психологическом.
Были люди умные и глупые, храбрые и
трусливые, честные и обманщики, а такие
различия с расизмом не связаны.
И не ╚горение╩, вызывающее
фанатизм, а религиозная терпимость помогла
достичь интеграции Евразии, где просто
столица была перенесена из Сарая в Москву (ведь
Москва до 1480 года входила в состав Золотой
Орды), что уберегло от переноса столицы в
Вильну, к чему настойчиво стремились
великие князья литовские Ольгерд и Витовт.
В XIХ веке самая пассионарная часть русских
воинов полегла в войнах с Наполеоном,
истребление евразийских традиций
продолжалось под лозунгом русификации. С
местными традиционными и оригинальными
обычаями была проделана та же нивелляция,
что и с православием. Зато появились
европейские философско-социальные
концепции, они-то и забурлили в духовном
вакууме. Никогда русским боярам и атаманам
землепроходцев не приходило в голову
духовно угнетать этносы с самостоятельными
культурами.
Иванов К.П.:
- У каждого народа свой возраст.
Например, австралийские аборигены как
этнос - сверстники римлян, а не первобытные
народы. Их возраст не 1600 лет, как, например, у
якутов или тунгусов, а 2700! Да, реликтовые
народы, такие, как якуты, тунгусы,
североамериканские индейцы, туареги,
пигмеи, и множество других утратили
пассионарность. Но разве не они - самые
честные, толковые, искренние, преданные и
мужественные люди? Они живут разумно, не
зная грандиозных волнений, которые
остались в прошлом, понимая прекрасно язык
природы и обожествляя ее. Разве не
заслуживают они симпатии и уважения
исследователя? И разве можно не уважать
прошлое любого народа?
И то, что сейчас называется
советским народом, имеет глубокое, не
только социальное, но и естественно-природное
основание - русский суперэтнос. В него
входят, кроме русских, самые различные
этносы: украинцы, добровольно
присоединившиеся к России и платившие ей,
кстати, еще большие налоги, чем требовала
Польша, но получившие в России как
православные свободу продвижения по
административной лестнице, татары, калмыки,
казахи, узбеки, киргизы, грузины и многие
другие. Но различия между ними всегда
меньше, чем между русскими и европейцами
или монголами и китайцами. И потому
французские фамилии русского
происхождения - редкость, а из русских
тюркского происхождения состоит вся
русская история.
Откроем словарь А. Баскакова ⌠Русские
фамилии тюркского происхождения■. Аксаков,
Алябьев, Апраксин, Арсеньев, Ахматов,
Бабарыкин, Балашов, Булгаков, Бунин, Бухарин,
Гоголь, Годунов, Державин, Епанчин, Ермолов,
Карамзин, Карамазов, Киреевский, Курбатов,
Милюков, Мичурин, Рахманинов, Танеев,
Татищев, Тургенев, Тютчев, Чаадаев,
Шаховской, и, наконец, Суворов, Кутузов -
разве они не русские? А ведь генеалогии их
восходят к выходцам из Орды. Разумеется,
татары и русские развиваются самобытно, ибо
этнос, образно говоря, - это продолжение
земли, а у каждого этноса своя земля и
предки, своя родина. Но единство наших
народов глубоко историко-географическая
реальность, с которой нельзя не считаться,
которая одна залог побед, как прошедших, так
и будущих, как военных, так и духовных. И
вносить в это единство рознь, сеять раздор -
преступление, за которое можно дорого
поплатиться в будущем.
Гумилев Л.Н.:
- Толчок у нас произошел в XIII
веке, и сейчас мы входим в инерционную фазу.
Горбачев - это Август, который навел в Риме
порядок и создал возможности для
беспечного существования античного мира на
двести с лишним лет. После чего при
солдатских императорах Римская империя
пала. Пала она потому, что пассионарность
выдохлась, рассеялась и ее больше не стало...
Но если у нас будет толчок, а предсказывать
его мы не можем, мы, возможно, и перестанем
быть русскими и станем кем-нибудь другим.
Каждый пассионарный толчок перемешивает
население, и в результате, как из
перемешанной колоды карт, создается новая
совершенно комбинация, отличная от старой,
складываютсяновые этносы с оригинальными
стереотипами поведения, с другими
этническими традициями и культурными
доминантами. Как дети, которые не бывают
точной копией своих родителей, а это смесь
отца и матери, дедушек и бабушек, то есть в
результате совершенно новый человек.
Иванов К.П.:
- Но губительно, когда процессы
разрушения этноса ускоряются. Я занимаюсь
вопросами русского этноса, русского
крестьянства. По теории Л. Н. Гумилева у
каждого народа свой кормящий ландшафт, у
русского крестьянства - это в основном
пойменные луга. Деревни на Руси создавались
исторически в пойме рек, где легко можно
было накосить сена для коровы, связывался
этот ландшафт и с обычаями земледелия,
охоты. Дети воспитывались через механизм
сигнальной наследственности, и к 5 - 6 годам у
ребенка складывалась этническая традиция.
На устойчивость русского этноса
разрушительно воздействовала урбанизация,
строительство плотин, уничтожение
кормящего ландшафта. Произошел разрыв
поколений, разрыв традиций - это
необратимые процессы.
Гумилев Л.Н.:
- Поэтому ИСТИННЫЙ
НАЦИОНАЛИЗМ состоит не в заимствованиях у
чужих этносов и не в навязывании соседям
своих навыков и представлений, а в
САМОПОЗНАНИИ. Это долг, формулируемый
двумя афоризмами: ╚познай самого себя╩ и ╚будь
самим собой╩. Эту мысль высказал еще Сократ,
но не придумал ее, а прочел на надписи храма
в Дельфах. Этническая пестрота - это
оптимальная форма существования
человечества.
И мы должны прежде всего понимать,
что наша страна - РОССИЯ-ЕВРАЗИЯ, СССР,
вместе с МНР (Монгольской Народной
Республикой √ прим. ред.) охватившая весь
физико-географический регион континента, в
котором народы связаны друг с другом
достаточным числом черт внутреннего,
духовного родства, существенным сходством
и линиями притяжения, объединила
суперэтнос или многонародную личность в
совокупности с ее физическим окружением. Об
этом многие не знают, да и не стремятся к
истинному знанию. Но сейчас мы имеем
страшные последствия своего незнания и
дошли до смертоубийств, национальные
распри разгорелись. Потому что люди живут
эмоциями. И если очень сильно их обижали, то
они будут бить даже невиновного человека,
который подвернулся под руку.
Панченко А.М.:
- Вот в 1945 году был церковный
Собор, который постановил прекратить жизнь
униатской церкви. Хороши или плохи униаты...
Гумилев Л.Н.:
- Это не наше дело.
Панченко Л.Н.:
- Совершенно верно. Униаты
подчиняются римскому Папе, он им ставит
архиереев, православным это может не
нравиться, но нельзя людям запретить
веровать по-своему. От обиды до бунта - рукой
подать, и теперь униаты громят православные
храмы, которые в свое время были у них
отобраны.
Гумилев Л.Н.:
- Я сидел в лагере и знаю: мы их
обидели очень. И там были почти все
священники с совестью, которые отказались
принять наше православие, все сидели в
лагере. Ну, за что же их сажать? У нас был
батюшка, наш православный, который говорил:
╚Я против католицизма, но здесь, я пожалуй,
на их стороне, потому что они поступили по
совести╩. А за что же их мучить? И давно бы
надо решить этот вопрос с униатами.
Панченко А.М.:
- Давным-давно надо было найти
компромисс, ведь униаты≈ реальность, от нее
никуда не денешься. А наше начальство
всегда запаздывает, предпочитает
страусиную политику. Она недальновидна, ее
последствия ужасны. Горькие дни сейчас и в
Галиции, и в Армении, и в Азербайджане, в
Киргизии ≈ везде, где льется кровь.
Гумилев Л.Н.:
- Вся человеческая история ≈
трагедия. Потому что иначе Господь Бог не
сошел бы с неба и не пошел бы на Крест, если
бы не надо было спасать, если не наши тела,
что невозможно даже для Бога, то наши души.
Ради этого и свершилось великое чудо ≈
Воплощение и Воскрешение...
Да, КАЖДЫЙ ЭТНОС ЯВЛЯЕТСЯ как бы
МОРЕМ с ОПРЕДЕЛЕННЫМ УРОВНЕМ. Ну, если у вас
имеется два кувшина с водой, в одном воды
много, в другом мало, и вы проделаете
дырочку и соедините их трубочкой,
естественно, по закону сообщающихся
сосудов они уравняются. Так обстоят дела и
на Кавказе, задача начальства знать, что
жизнь в коммунальной квартире чревата
последствиями, и эту жизнь надо мудро
регулировать.
Панченко А.М.:
- Надо и русским заняться
самопознанием. Сейчас модно бранить
славянофилов, а зря: в первых двух
поколениях это сплошь благородные,
терпимые, с европейским образованием люди,
и пикировка их с западниками - всего лишь
дружеский диспут, не более того. ╚Фильство╩
≈ это любовь, бояться же следует ненависти
≈ ╚фобства╩. И непременно воздерживаться
от взаимных обвинений. Они, к сожалению,
тотчас превращаются в оскорбления. А слово
имеет тенденцию к материализации, оно не
воробей, его не поймаешь! Ужасное слово
влечет за собою ужасное дело.
Гласность часто понимают как ╚языкомолоние╩,
как право и обязанность говорить, говорить,
говорить... Не забывайте о молчании, оно
утишает страсти, уберегает от суеты.
Молчание - это неучастие в разнузданной
болтовне. Говорить-то я охоч, писал Аввакум,
а делать-то ленив; молчанием подобает
печатлеть уста. Добрые деяния ≈ вот что
необходимо.
Сейчас власть все ругают (интервью
происходит в 1990 году √ прим. ред.), судят
победителей, достается и Петру I (он среди
победителей, бесспорно, Первый), ему
предъявляют нравственные претензии по
части Десятословия и Нагорной проповеди.
Между тем власть ненравственна по своей
природе, никуда от этого не деться. Любая
власть - прежняя, нынешняя, будущая, своя,
чужая. Другое дело, что и во ╚вненравственности╩
есть градации, оттенки, пределы, что власть
бывает лучше или хуже. Петр, конечно, много
бед наделал. Церковь, в частности, он низвел
до степени церкви чиновников и даже
доносчиков, потому что издал указ об отмене
тайны исповеди. Предписано было доносить о
злоумышлении на особу монарха и вообще о
вольнодумстве. Паства сразу смекнула, в чем
выход: не говорить на исповеди правды. Это
безумие с обеих сторон. Зачем такая
исповедь?
Гумилев Л.Н.:
- Это сделал Феофан Прокопович.
Панченко А.М.:
- Оба они хороши, два сапога - пара.
Но учтем, что Петр получил тяжелейшее
наследство - расколотую страну.
Старообрядцев жестоко преследовали, они
сжигались и разбегались куда глаза глядят -
в леса, за рубеж... Царевна Софья в
карательной своей политике и практике
против старообрядцев не знала меры, ╚удержу╩.
Вообще русские узаконения не рассчитаны на
употребление - это доныне сохраняется.
Русский Закон - либо угроза (как кулаком
машут - попробуй ослушаться, в ухо получишь!),
либо некая мечта, обещание, что все будет
хорошо. Недавно наши законодатели больше
угрожали, теперь больше ╚мечтают╩,
прекраснодушествуют (этот разговор
происходит в 1990 году √ прим. ред.)
интервью. Но карательные указы Софьи были
рассчитаны как раз на употребление, и Петру
пришлось как-то умиротворять страну. Его
установка - на веротерпимость, и при всех
упущениях, при всех отступлениях, при всем ╚кнутобойстве╩
эта установка породила толерантную империю.
Об этом писал Герцен, а он знал толк в
толеранции.
Власть судят по результатам.
В данном случае результат - Петербург. Я
здесь родился и считаю, что лучше города нет.
Продуктивная сила Петербурга громадна и
плодотворна. Конечно, и раньше у нас были
великие люди - хотя бы протопоп Аввакум (его
сожгли, когда Петру шел десятый год). Я его
чрезвычайно ценю, Лев Николаевич тоже, но в
каком отношении к Аввакуму находится
Пушкин, наш духовный наставник и вечный
спутник? Без Петра и без Петербурга Пушкина
бы не было.
Гумилев Л.Н.:
- А без Аввакума он бы был.
Панченко А.М.:
- Да, без Аввакума он бы был.
Пушкин же соединил нашу родимую традицию и...
Гумилев Л.Н.:
- и мировую. Надо читать Пушкина.
Там есть ответы на все вопросы наши.
О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
Что возмутило вас? волнение Литвы?
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний, старый спор, уж взвешенный
судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы.
Уже давно между собою
Враждуют эти племена;
Не раз клонилась под грозою
То их, то наша сторона.
Кто устоит в неравном споре:
Кичливый лях иль верный росс?
Славянские ль ручьи сольются в русском
море
Оно ль иссякнет? вот вопрос...
Все сказано.
Панченко А.М.:
- И мировую, да...
Вот Москва. Там сорок сороков, там
Кремль и Василий Блаженный. Я Москву ставлю
очень высоко. Но Москва обходилась без
многих институтов, которые вошли в нашу
плоть и кровь. Таковы музеи.
Ведь в допетровской Руси даже
идеи музея не было! А Петр создал
Кунсткамеру и умно ее учредил. Немец
Шумахер, к музеям привыкший, запрашивал,
сколько брать с посетителей.
Царь возразил: не брать ни
копейки, напротив - угощать посетителей (после
осмотра коллекций чарку подносили и
закуску). Четыреста рублей ассигновывалось
в год на угощение, и так продолжалось до
елизаветинских времен. Вот и суди нашего
первого императора... Он был скупенек, а на
культуру денег не жалел. Он создал
общедоступную библиотеку, завел газету,
лишил издательской монополии Московский
Печатный двор. Когда Петр поехал в
Голландию (впервые русский государь
покинул пределы отечества!), он поступил
подобно всем эмигрантам, находившим приют в
этой самой свободной тогда европейской
стране, - основал типографию. Там, конечно,
не Бог весть какие книги печатались, но лиха
беда начало. В новой школе приходится
начинать с азов. Народ немотствовал,
немотствовал, потом раскрыл рот, а что
сказать? Нечего сказать, нечего и читать.
Гумилев Л.Н.:
- Читать надо с выбором. И для того,
чтобы согласно взглядам Александра
Михайловича, узнать русскую историю, надо
ее изучать не по учебникам, которые
написаны так, что с ума сойдешь, а по хорошим
литературным произведениям. Но и в этом
отношении у нас полный дефицит. Хорошие
литературные произведения в историческом
жанре - редкость.
Но есть и талантливые люди. К
числу последних относится и Дмитрий
Михайлович Балашов. Он написал сначала
роман ╚Господин Великий Новгород╩, раннее
его произведение, потом ╚Марфу Посадницу╩,
а сейчас пишет серию. И уже создал шесть
толстых романов ╚Государи Московские╩.
Идея его довольно простая: по учебнику нас
учили, что мы происходим от Рюрика и его
сподвижников. Но сразу возникало
противоречие: сподвижники Рюрика были
никак не славяне. А мы все-таки славяне. Так
что это была ошибка летописца Нестора,
которую Александр Христофорович
Бенкендорф приказал не исправлять, а точно
повторять то, что написано у Нестора. И
Балашов, когда решил писать ╚Государи
Московские╩, пришел ко мне, и мы долго вот
так беседовали. Он в самом деле способный
человек, он правильно понял, что
происходило с нами всю эту тысячу лет. И
сейчас он пишет уже седьмой роман - про
Куликовскую битву (разговор происходит в
1990 году √ прим. ред.).
Понятно, что к собственной
истории у нас интерес обострился, стал
массовым, и у меня предложений прочесть
лекции больше, чем я просто могу физически.
И книги у меня стали выходить, а раньше
редко, со скрипом. Я все книги пишу для
широкого круга читателей, а для ученых -
статьи в специальных журналах. Я против
косного наукообразного языка, я так не пишу
и не говорю на лекциях.
Когда я преподавал, ко мне на
первую лекцию по этногенезу - происхождению
народов (факультативный курс ⌠Народоведение■
для студентов кафедру экономической
географии в ЛГУ √ прим. ред.) - сначала
пришла одна девочка, и то хотела уйти. В кино.
За нею два парня ухаживали и поджидали за
дверью, я вышел и сказал им: ╚Нет, идите,
идите, вы останетесь дураками, а она будет
хоть одна культурная женщина╩. На следующий
день явилась вся группа, потом стали
приходить сотрудники в служебное время,
приезжали слушатели из города - и толпа была
от 250 до 300 человек.
Но потом Юрий Афанасьев, он
теперь в Москве ректор Историко-архивного
института, (впоследствии известный
либерал-демократ, один из идеологов
демократических реформ, ныне ректор РГГУ,
финансировавшегося через РОО ⌠Открытая
Россия■ нефтяным концерном ⌠Юкос■ - прим.
ред.) написал в журнале ╚Коммунист╩ одну
строчку, что придумали такое слово ╚пассионарный╩
и зачем оно? И мне запретили читать лекции,
раз ╚Коммунист╩ не одобряет.
Было это несколько лет тому назад,
но у меня был уже ученик, Костя Иванов, о нем
ничего никто не писал, и он продолжает
читать курс. Ну, я мог бы, конечно, возражать,
что если кто-то там со мной не согласен, в
таких случаях вызывают человека,
устраивают заседания и спорят. И на
заседании я бы растолковал Афанасьеву и
всем, кто этим интересуется, что
пассионарность - много чего означает, в том
числе и избыточную энергию живого вещества
биосферы. И не отдельные пассионарии делают
великие дела, а тот общий настрой, который я
бы назвал уровнем пассионарного напряжения.
И без пассионариев невозможны не только
войны, но и поддержка хозяйства, развитие
науки, ремесел - всего того, где необходимы
жертвенность и творчество, умение найти
выход из безвыходной ситуации, способность
на сверхнапряжения.
Образы пассионариев могут быть
самыми разными - то и Наполеон, и Александр
Македонский, и Люций Корнелий Сулла, и Ян
Гус, Жанна д'Арк, протопоп Аввакум, и Гоголь,
и Достоевский - и об этом и о многом другом
написано у меня в книге ╚Этногенез и
биосфера Земли╩. Вышла недавно (издательство
Гидрометиздат, 1989 г. √ прим. ред.)
Панченко А.М.:
- И сразу стала большой редкостью
и большой радостью для многих.
Иванов К.П.:
- ╚Этногенез и биосфера Земли╩
вышла сначала как депонированная работа.
Принцип такой - делается один экземпляр и
хранится в (центре депонированных
рукописей √ прим.ред.) ВИНИТИ, это в городе
Люберцы, и уже с него все желающие (по
запросу) могут получить копии. (Обычно
депонированию подвергают рукописи, которые
не могут по разным причинам издать , чаще из-за
того что в издании отказывают из-за
неактуальности, мотивируя, что один-два
экземпляра желающие могут запросить в
ВИНИТИ, а больше и не нужно. Поэтому, в
случае с трактатом Л.Н.Гумилева ╚Этногенез
и биосфера Земли■ произошли невероятные
для масштабов ВИНИТИ события. √ прим. ред.)
С 1979 по 1981 год институт печатал
копии этой книги и получил по официальным
данным - две тысячи экземпляров, по
неофициальным √ тридцать тысяч. Но тут
вдруг к ректору ЛГУ Б.В. Алесковскому
приходит письмо от директора ВИНИТИ
Михайлова с сообщением, что в последнее
время работа Л. Н. Гумилева подвергается
резкой критике в печати и целесообразно
изготовление копий приостановить.
Алесковский возражать не стал, и хотя в то
время критики в печати не было, копии
официально институт уже не распространял.
Но, работяги продолжали их делать, выносили
из здания под телогрейкой и предлагали всем
желающим москвичам и всем, кто
останавливался на машинах на проезжей
части. Подходили: ╚Гумилев нужен?╩ Отвечали:
╚Нужен╩. - ╚Ну, тогда гоните три поллитры╩.
За три поллитры можно было приобрести три
тома книжки ╚Этногенез и биосфера Земли╩.
По номиналу, в общем-то.
А в этом году (1990-м √ прим. ред.)
Минвуз РСФСР на ВДНХ специально подготовил
стенд ╚Исследования Льва Гумилева и его
школы╩. Книга ╚Этногенез и биосфера Земли╩
была признана лучшей в министерстве, и
автор получил диплом и премию. В этом же, 1990-м,
Книжная палата назвала лучшей книгой года в
СССР книгу Льва Николаевича ╚Древняя Русь и
Великая степь╩, которая вышла в
издательстве ╚Мысль╩ в 1989 году. Книга эта
тоже одна из популярнейших в Союзе и по
числу баллов в обменном фонде стоит очень
высоко.
Гумилев Л.Н.:
- В 1974 году в журнале ╚Вопросы
истории╩ вышла погромная статья В. И.
Козлова, после которой меня фактически
прекратили печатать. Но огорчению я не
предался, я упорно работал.
Каждый день писал три - четыре
страницы - это была моя норма - и за
пятнадцать лет многое сделал. И ничего
удивительного, когда двери открылись,
книжки пошли в печать. Вот и сейчас в
издательстве ╚Наука╩ готовится моя новая
книга (речь идет о книге "Древняя Русь и
Великая степь"- прим. ред.).
А благоприятных условий для
работы я никогда не ждал и на них не
надеялся. Четырнадцать лет просидел на
каторге, так что не кабинетный ученый, а
каторжный. Некоторые ученые говорят, что
работают как каторжники. Нет, простите, это
не каторжный труд, а вольный. Они приходят
домой, пьют чай, ездят гулять, а я был за
колючей проволокой. А как работал? Думать
надо. А иногда мог и писать. Когда начал
работу о восточных хуннах, решил, чтобы у
меня не отняли рукопись, обратиться к
начальству. И начальство сказало: ╚Подумаем╩.
А так как думать оно не умело, то спросило
какое-то более высокое начальство, и то
сказало: ╚Гуннов можно, стихи нельзя╩.
Иванов К.П.:
- Лев Николаевич - не просто
ученый, доктор географических и доктор
исторических наук, автор восьми книг, но и
человек, в жизни которого были сталинские
лагеря и война, он в солдатской шинели дошел
до Берлина, воевал, не отсиживался в тылу.
Жизнь не давала ему никаких поблажек и
возможностей для работы творческой. Но у
него уникальная профессиональная память,
такого феномена больше нет. И это дало ему
возможность без конспектов выучить историю,
причем так, что вряд ли сейчас у нас есть
такие специалисты.
Гумилев Л.Н.:
- Мне в лагерь присылали книжки
и мама, и мой покойный учитель - Николай
Васильевич Кюнер (1877-1955, профессор
Восточного, позднее профессор
Ленинградского университета √ прим. ред.).
Когда вышла книга переводов китайских
хроник, где собраны сведения о народах,
обитавших в Средней Азии в древнейшие
времена, я их проштудировал и знал почти на
память. Мама прислала книгу Киселева ╚Древняя
история Южной Сибири╩, потом ╚Древнетюркские
надписи╩, естественно, я их прочел и по-русски
и по-тюркски. Конспектировать у меня,
конечно, возможности не было, но сидеть
возле костра на закраине канавы, болтая
ногами и разговаривая с казахами, татарами,
узбеками, учить их язык, такая возможность
была.
Иванов К.П.:
- В молодом достаточно возрасте,
после того, как Лев Николаевич вышел из
лагерей, он работал в Эрмитаже и возглавлял
экспедицию, которую направил академик М.И.
Артамонов в низовье Волги для поисков
легендарной Хазарии. Там Лев Николаевич
провел полевые сезоны с 1959 по 1967 год и
обнаружил следы этой самой Хазарии. Так что
Лев Николаевич умеет работать, а кто умеет
работать, тот сам формирует себе условия
для труда. Ученые проявляют мало
настойчивости. В Публичной библиотеке нам
говорили, что семьдесят процентов всего
книгохранилища вообще ни разу не бывает
востребовано.
Гумилев Л.Н.:
- Мне в Институте археологии
отдали на вечное хранение, ну, до моей
смерти, пятнадцать томов ╚Всеобщей истории╩
Георга Вебера, потому что за семьдесят лет
ее никто не затребовал. А книга очень
хорошая, полезная. И, например, когда мне
понадобилась работа Лауфера ╚Юэчжи или
индоскифы╩ (Чикаго, 1914 год), я выписал ее из
Америки. Это вполне возможно и доступно для
каждого ≈ выписать через библиотеку.
Иванов К.П.:
- У нас все специализируются по
узким специальностям: от сих и до сих. Какая-нибудь
история крестьянского движения во Франции
с 1836 по 1854 год. А были ли специалисты по
мировой истории за 3000 лет? Таких просто нет.
Отсюда и непонимание концепции Льва
Николаевича, потому что он универсальный
ученый, который охватывает всю историю
человечества. У нас историки сплошь и рядом
не знают географии, и это тоже в порядке
вещей, потому что географы не знают историю.
Гумилев один из немногих историков, который
использует географические атласы. Он
ученый, который работает на стыке наук. И
студенты дрожат, когда ему сдают экзамены,
потому что они карты совершенно не знают.
Они не могут даже назвать островов
Индонезии - будущие географы.
Гумилев Л.Н.:
- Да что там Индонезии. Они даже
Балеарские острова не могли назвать. Я
сказал: ╚Ну, вспомните, милочка, около
Испании на Б...╩ Она сказала: ╚Хи╩.
И в свое время было жаль, что в
университете (В ЛГУ Л.Н.Гумилев и К.П.Иванов
читали факультативный курс народоведения
на кафедре экономической географии √ прим.
ред.) не преподают этнографию и меня даже
не приглашают на кафедру. Так что я четверть
века на географическом факультете читал
географию населения, историческую
географию, этнологию. И интерес у людей к
этой науке велик, потому что результаты
нашего малознания довольно плачевны.
Панченко А.М.:
- Мы разучились ценить слово, а
слово на Руси всегда имело особую власть.
Когда-то ╚словесным людям╩ резали языки и
рубили персты - лишали слова. Но лишь
дельное, резонное, правдивое слово приносит
пользу. От пустого же ╚языкомолония╩ -
великий соблазн и вред. Этого надлежит
остерегаться.
Гумилев Л.Н.:
- ГЛУПОСТЬ - такой же ИСТОЧНИК
людских НЕСЧАСТИЙ, как и злая воля. Даже,
может быть, иногда глупость хуже, потому что
она ТРЕБУЕТ для себя ПРАВА НА
БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТЬ: ╚Я, мол, так думал,
значит, я не виноват╩.
И тут ЗЛАЯ ВОЛЯ получает
необходимый ей простор. Она может
ДЕЙСТВОВАТЬ НЕ ПРЯМО, в чем всегда есть доля
риска, а опосредствованно, ЧЕРЕЗ ОБМАНУТЫХ
ДУРАКОВ, которые уверены в своем праве
не продумывать того, что они творят, а
действовать по чужой указке.
В Евангелии по этому поводу
сказано: ╚ПЕРЕДУМЫВАЙТЕ╩ (метаноите),
что переводится словом ╚покайтесь╩, уже
потерявшим первоначальный смысл.
Записала беседу дежурная по клубу
Татьяна ШУБИНА
Ноябрь 1990 г. Ленинград. | |
|