ЛАМАИЗМ И ЕГО ОСНОВАТЕЛЬ

Внутренняя политика Тисрондецана была направлена на укрепление страны. Ему наконец удалось притушить открытую религиозную борьбу между своими подданными. Начав с предательского убийства своего министра, Тисрондецан понял, что укрепить буддизм только насильственными мерами невозможно. Поэтому он позаботился о приглашении новых учителей из Индии. Призванный из Индии Шантаракшита оказался человеком скромным и совестливым. Он отказался соперничать с колдунами в заклинании демонов, так как считал задачей отшельника и учителя направлять свой дух на спасительные размышления [116]. Зато другой учитель, Падмасамбава, прибывший из буддийского университета Наланды, превзошел в искусстве магии самых сильных колдунов.

Новое направление буддизма, основанное на применении магических формул и волшебства, получило название тантраяны [117]. Ученики Падмасамбавы, одетые в красные плащи, отбросили строгие правила махаянического буддизма: аскетизм и мораль, но их заклинания и фокусы производили на тибетцев гораздо большее впечатление, нежели самоуглубление и экстаз махаянистов. Поэтому на этот раз буддизм имел значительно больший успех. Тибетцы с увлечением смотрели на "чудеса", показываемые приезжим индусом, и сами бонские колдуны были не прочь перенять у него неизвестные им приемы волшебства, тем более что для учеников Падмасамбавы не был обязателен целибат [118].

Падмасамбава принес в Тибет новую веру не только по форме, но и по существу. Буддийской она была скорее по терминологии, чем по догматике и этике. Концепция тантраяны сложилась в Удаяне, нынешнем Кафиристане, горной стране к западу от Кашмира. Удаяна издавна славилась своими чародеями, что отметил еще Сюань Цзан [119]. Буддизм в ней слился с шиваизмом [120] и культом дакини, женских божеств, от которых Падмасамбава, согласно его фантастической биографии, и получил свою колдовскую силу [121]. Компромисс со служителями культа бон позволил объединить обе системы, и новая концепция получила название ламаизма; впрочем, это слово употребляется только в европейской научной терминологии и неизвестно в самом Тибете [122]. Сами тибетцы считают свою веру настоящим буддизмом - лишний пример того, как привычное слово обретает новое содержание.

С реформы Тисрондецана ламаизм стал официальной идеологией Тибета. Для укрепления этого вероучения около 770 г. невдалеке от Лхасы был построен монастырь Самйе, ставший школой магии [123], а Тисрондэцан был объявлен воплощением бодисатвы мудрости - Манчжушри. Монархия становилась теократией, а царь превратился в божество - хранителя закона (дармапала).

Новая система встретила сопротивление с двух сторон. Во-первых, далеко не все сторонники бона пошли на компромисс, во-вторых, настоящие буддисты отказались признать учение Падмасамбавы буддизмом. Споры и раздоры стимулировали изучение доктрины и переводы индийских сочинений на тибетский язык, причем в последнем занятии одинаково усердствовали обе стороны.

Сторонники "черного", т.е. непримиримого, бона также включились в эту борьбу. Подстрекаемая ими одна из жен Тисрондецана, по происхождению тибетка, добилась ссылки юного, но ученого ламы-переводчика Вайрочаны, поступив так же, как супруга Пентефрия [124]. Но после того как ее постигла тяжелая болезнь, она смягчилась, и юный лама был возвращен из изгнания. Тем не менее эта женщина в истории Тибета была объявлена воплощением "красной дьяволицы" (божество религии бон).

Эта по существу трехсторонняя война была результатом столкновения восточных и западных культурных влияний. Включение в Тибетское царство Дардистана открыло в него доступ таким индусам, которых не знал Китай, хранивший отвергаемые в самой Индии принципы махаяны. Сам Тисрондецан был сыном китаянки, но ему предстояло сделать выбор между Востоком и Западом, что также означало мир или войну с Китаем.

СОБОР В ЛХАСЕ

Ожесточение, которое возникло во время долгой и трудной войны между тибетцами и китайцами, вынудило повелителя Тибета пересмотреть свое отношение к буддизму. Отказаться от покровительства этому учению он не мог и не хотел, но еще меньше его устраивало проникновение в Тибет китайцев, хотя бы в рубищах буддийских монахов. Однако отделаться от этих "святых людей" было непросто, и сами они старались не подать повода для изгнания.

Тисрондецан нашел выход, устроив публичный диспут между буддийскими школами: китайцы защищали махаяну и принцип "неделания"; индийский учитель Камалашила отстаивал теорию сарвастивадинов (хинаянистов) и доказывал возможность спасения "добрыми делами", т.е. молитвами, сооружением кумирен, милостыней монахам, проповедью и т.п. На это вождь китайских буддистов Хэшан возражал: "Добрые и грешные деяния поистине подобны белым и черным облакам, которые одинаково закрывают небо. Освобождение от всяких мыслей, желаний и размышлений влечет за собою неощущение реальности индивидуального бытия... Только так можно достичь (нирваны)" [125].

Решающим обстоятельством в этом диспуте явились не аргументы сторон и не сочувствие слушателей, а мнение монарха, которое было предвзятым. Еще до начала диспута Тисрондецан высказался так: "Я пригласил ученых из Индии, чтобы они переводили Трипитаку и объясняли бы ее, установили бы общину монахов и объединили веру в единую систему. Из Китая приехал Хэшан, учение которого не соответствует вере. Мы пригласили мудреца Камалашилу. Чтобы не было двух учителей, для объединения учения Будды мы устроим диспут. Я не буду вмешиваться" [126]. Этой репликой, независимо от того насколько точно она передана, царь предрешил исход спора, а также раскрыл цель диспута - введение единомыслия в Тибете. И тем не менее диспут прошел далеко не в академических формах. Несколько сторонников Хэшана были так избиты камнями, что вскоре умерли; за это другие четыре китайца, посланные Хэшаном, убили учителя Камалашилу [127].

Даже обещания "не вмешиваться" тибетский монарх не сдержал, так как после диспута специальным указом была запрещена проповедь всех школ буддизма, кроме восторжествовавшей школы сарвастивадинов. Больше всех пострадали китайские монахи, которых не допустили до покаяния и пересмотра своих взглядов, а просто изгнали из Тибета. Можно думать, что все дело только для этого и было затеяно.

Это событие чрезвычайно важно по своим последствиям. Теперь Тибет стал врагом не просто китайского правительства, а всей китайской культуры в любом ее проявлении. Отсюда становятся понятными невероятная ожесточенность и упорство обеих сторон, ибо исчезла платформа для возможной договоренности: Тисрондецан считается продолжателем дела Сронцангамбо, но на самом деле он разрушитель его. Брак основателя тибетского буддизма с китаянкой повел к союзу с Китаем и походу на Индию. Полукитаец Тисрондецан оперся на памирцев и индусов и ополчился против Китая. Несомненно, религиозные мероприятия в Тибете были тесно связаны с поворотами его внешней политики. Сочетание того и другого было причиной жестокой семидесятилетней войны, которую мы можем причислить к категории войн религиозных.

ВЫСЛУШАЕМ И ДРУГУЮ СТОРОНУ

Согласно буддийской историографии, царствование Тисрондецана было золотым веком. Урожаи были хорошие, население увеличивалось, враги были побеждены, законы как светские, так и духовные укреплены, и учение Будды распространялось, неся с собой высокую культуру. Была сделана даже попытка собрать хроники и, сверив их, создать достоверную историю [128]. Главная роль в этих реформах приписывается индийским мудрецам Шантаракшите, Падмасамбаве и Камалашиле, а их покровитель, царь, объявлен воплощением Манчжушри, бодисатвы мудрости и просвещения.

Но совершенно иначе трактует эпоху традиция отвергнутой религии бон. Вторичное введение буддизма приписывается группе вельмож, уговоривших царя уподобиться царям Индии, которые, исповедуя буддизм, "свободны от болезней, долговечны и обладают огромными богатствами". Тут мы видим истинную причину союза трона и буддийской общины: царь Тисрондецан, подобно Карлу I Стюарту, захотел избавиться от опеки своих подданных.

Однако буддизм укрепился только в среднем Тибете: верхний Тибет оставался верен древнему вероучению, а в нижнем исповедовали обе религии. После упомянутого выше диспута Тисрондецан в законодательном порядке запретил религию бон. Мотив этого закона совершенно ясен: "Царь собрал шенпо (колдунов) и сказал: "Вы, бонпо, слишком могущественны, и я опасаюсь, что вы сделаете моих подданных мне неверными. Или обратитесь в буддизм и станьте монахами, или покиньте Тибетское государство, или станьте служилыми людьми и платите налог" [129].

Жрецы приняли первое предложение, и многие из них стали монахами, скрыв в горных пещерах свои святыни и рукописи. Последнее обстоятельство показывает, насколько неискренне было их вынужденное обращение. Святыни и рукописи были спрятаны для того, чтобы бон мог воскреснуть, когда "царь, министры и буддийская община будут разорены, потому что запрещают религию бон, когда царская семья пойдет собирать милостыню по деревням и выпрашивать у народа лохмотья, а учение бон распространится во все концы света" [130].

Можно себе представить, какая мешанина взглядов стала царить в буддийской общине и насколько снизилась действенность организации, после того как она вобрала в себя своих заклятых врагов. При этом надо учесть, что буддистами стали люди беспринципные, ничего не стесняющиеся, в то время как лучшая часть сторонников черной веры отказалась от компромисса и разбежалась по горам. Тисрондецан оказался в плохом окружении.

Бон сопротивлялся отчаянно. Стихийные бедствия, например наводнение, поражение молнией царевича, болезнь царя и т.п., толковались в народе как наказание за вероотступничество. Царь был вынужден пойти на соглашение и выделить области, где исповедание религии бон было разрешено. Вместе с тем армия по-прежнему придерживалась черной веры [131], и это вынудило Тисрондецана к еще большим уступкам. "Властитель сказал: "Чтобы мне самому удержаться, бонская религия нужна так же, как буддизм; чтобы защищать подданных, обе необходимы; чтобы обрести блаженство, обе необходимы. Ужасен бон, почтенен буддизм; поэтому я сохраню обе религии" [132].

Итак, призванием бона стала защита жизни народа (разумеется, от внешних врагов), а задачей буддизма - достижение блаженства (т.е. просвещение). Но к такому размежеванию функций пришли не сразу. При жизни Тисрондецана было три периода гонений на бон.

Все эти краткие, сухие сведения дают лишь слабое представление о накале страстей, разрывавших в то время Тибет. Зато как этот накал ощутим при описании дворцовой интриги, предшествовавшей смерти Тисрондецана! Его супруга, тибетка, исповедовавшая бон, была матерью троих сыновей, но царь оставил ее ради наложниц, связанных с буддийской общиной. Покинутая царица пригласила трех изгнанных колдунов и попросила их околдовать царя. Те потребовали его грязную нательную одежду, которую можно было достать, лишь сняв ее с тела. Царица поручила это дело своему семнадцатилетнему сыну. Царь в это время был во дворце и развлекался со своими приближенными. Привратник отказался впустить царевича, но тот, сломав дверь и заколов привратника, предстал перед отцом и, ничего не скрывая, потребовал нательную рубаху, которую царь ему немедленно отдал.

Можно представить себе, какой у принца был вид, если царь предпочел стать жертвой колдовства, чем разговаривать с собственным сыном и наследником, перешагнувшим через труп верного слуги. За защитой Тисрондецан обратился к Падмасамбаве, и тот взялся за чары, но через 14 дней бонское колдовство одолело, в результате чего изгнанные жрецы были возвращены, а царь умер, вернувшись к бону [133].

По другим данным, Тисрондецан не умер от колдовства, а отказался от престола в пользу своего сына [134]. Возможно, в его отречении главную роль играла неизлечимая болезнь. Эта гипотеза примиряет обе версии. Но так или иначе, проводимая им политика религиозного компромисса потерпела полное поражение.

Ревнивая царица попросту отравила своего мужа, но сын ее раскаялся в отцеубийстве и справедливо обвинил в нем свою мать. Дело в том, что он, несмотря на любовь к матери и соучастие в преступлении, был буддистом [135]. Став царем и приняв имя Муни Дзенбо в 797 г., он "наслал на мать безумие", а это, по-видимому, означает, что своим обращением довел ее до сумасшествия. Тогда Царица отравила и сына, а власть передала его младшему брату - Джуцзе Дзенбо.

Короткое царствование Муни Дзенбо было ознаменовано двумя мероприятиями, которые весьма повлияли на дальнейший ход событий. Во-первых, он приглашал к себе буддистов-мирян из Индии и Китая и приказал почитать сутру Виная и Абидарму Трипитаку [136]. Это были классические буддийские трактаты, и у последователей тантраяны появилось изрядное число соперников из числа хинаянистов и махаянистов, что не могло не внести раскол в лагерь буддизма. Государственное исповедание разбилось на ряд философских школ, которые ожесточенно полемизировали друг с другом. Во-вторых, он за полтора года трижды заставлял богатых делиться с голодающим населением [137]. Это показывает, что процветание Тибета было весьма относительным: войны и реформы изнурили народ. Но еще важнее, что Муни Дзенбо объявил себя врагом богатых. Можно думать, что он готовил социальную реформу [138], которая не осуществилась вследствие цареубийства и дворцового переворота; в последнем были заинтересованы очень многие: богачи, вельможи, сторонники религии бон, тантристы и вдовствующая царица, которая его отравила.

Может быть, именно необходимость скрыть от народа намерения этого царя вызвала некоторую путаницу в хронологии и разноречие в источниках. У Э. Шлагинтвейта Муни Дзенбо слился с его младшим братом Джуцзе Дзенбо в одно лицо, носящее имя Мукри Дзенбо. Согласно "Синей тетради", царь Тисрондецан умер в 780 г., но в "Танской истории" указан 797 г. Запись Латхасы упоминает царя Муни Дзенбо, имя которого отсутствует в "Танской истории", но постоянно упоминается в тибетских хрониках, "Синяя тетрадь" сообщает, что царь Муни Дзенбо правил с 780 по 797 г. Это кажется ошибкой, так как большинство тибетских хроник устанавливает, что этот царь был отравлен своей матерью после недолгого правления (один год и семь месяцев или три года). Согласно хроникам, престол перешел в руки наследника Мутуг Дзенбо, младшего брата Муни Дзенбо. По Бустону же, Муни Дзенбо наследовал его младший брат Кридэ Дзенбо, также называемый Садналег. Доктор Петоч полагает, что Джуцзы Дзенбо "Синей тетради" транскрибируется как Цзучжи-цзянь "Танской истории", и отождествляет его с Муни Дзенбо, годы правления которого, таким образом, падают на 797-804 [139]. Ю.Н. Рерих считает вопрос открытым.

Попробуем подойти к проблеме по-иному: в 797 г. китайцы не могли знать подробностей внутренней истории Тибета, так как война была в разгаре. Поэтому краткое царствование Муни Дзенбо не только могло, но и должно было ускользнуть от их внимания. Затем сопоставление дат "Синей тетради" и китайской летописи показывает, что тибетцы потеряли из летосчисления полтора или два года, т.е. то самое время, которое приходится на царствование Муни Дзенбо. Таким образом, можно найти место для его правления - 797-798 гг. [140], что соответствует большинству хроник, и, сдвинув на эти два года хронологию "Синей тетради", привести ее в согласие с китайской хронологией, в данном случае верной.

ЭПОХА МЕСТИ

При Джуцзе (он же Мутигцанбо), царствовавшем до 804 г., внутренние противоречия в Тибете не ослабели. Борьба придворных клик и интриги, ранее сдерживаемые железной рукой Тисрондецана, начали оказывать отрицательное воздействие на армию. Один из тибетских военачальников, правнук китайского эмигранта, горько жаловался захваченному в плен китайскому офицеру, что он и хотел бы, да не может вернуться на родину своих предков. Другой военачальник, "опасаясь, чтобы не обвинили его за неуспешные действия, покорился Китаю" [141].

Но это были только симптомы распада, а не сам распад. Следующий царь, Садналег (804-816), благополучно закончил войну, доведя дело до перемирия. У него от первой жены было три сына: Джангма, который пошел в монахи, Лангдарма, "друг грехов и враг религии", и очень набожный Ральпачан. Так как Лангдарма вполне определенно тяготел к бону, то его отстранили от престола, на который в 817 г. вступил Ральпачан [142]..

Настала эпоха наступления буддизма на бон и даже на тантризм, так как царя окружили индийские монахи-хинаянисты. "Это была эпоха накопления заслуг" [143]. Дело в том, что хинаянисты рекомендовали "медленный путь спасения" через свершение "добрых дел", в то время как махаянисты предпочитали "быстрый путь", т.е. аскезу и "неделание". Для народа была выгоднее махаяна, так как отшельника, сидящего в пещере, прокормить легко, оплата же добрых дел, т.е. строительства и украшения кумирен, переводов и переписки молитв и т.п., падала на плечи тяглового сословия. При Ральпачане было построено множество монастырей, и буддизм превратился в дорогостоящую религию. Ламство приобрело характер организации, разделенной на три степени: послушников, созерцателей и "совершенных", причем последние были причислены к высшему сословию. Каждый "совершенный" получил по семь крепостных для содержания и услуг. Ламаистская организация была освобождена от повинностей, и ей был дарован свой собственный суд. Благодарные ламы объявили Ральпачана воплощением Ваджрапани - хозяина молний, инкорпорированного буддизмом древнего бога Индры [144].

Совсем иначе относился к политике царя народ, строивший монастыри и кормивший множество иноземных лам. Хозяйство страны пришло в упадок, началось всеобщее обнищание, и поднялся ропот. "Кто извлекает пользу из нашего обеднения и угнетения?" - спрашивали в народе. И, презрительно указывая на лам, говорили: "Вот они". Царь издал указ: "Строго воспрещается презрительно смотреть на мое духовенство и указывать на него пальцами, кто на будущее время позволит это себе, у того будут выколоты глаза и отсечен указательный палец" [145].

Но мало этого: буддисты-хинаянисты вполне последовательно со своей точки зрения решили делать "добрые дела" и в политической жизни Тибета. Уже при Тисрондецане буддийские монахи Йонтэн из рода Трэнка и Тиндзин из рода Ньянг назначаются советниками, "уполномоченными для составления великого указа", что по рангу было ниже "малых владык", но выше "великих советников" [146].

При Ральпачане буддисты сформировали свое правительство; во главе его встал Йонтэн, получивший титул "Уполномоченный для составления великого указа, глава над внешними и внутренними делами, управляющий государством, великий монах, сиятельнейший Йонтэн" [147]. Это правительство вершило "добрые дела" невероятно круто: "Воры, разбойники, обманщики, интриганы истреблялись, и те подданные, которые были враждебны Учению или недовольны им, жестоко наказывались, их имущество конфисковывалось, и они оказывались в глубокой нищете" [148].

От этих "добрых дел" страдали уже не только народные массы, но и аристократы, оттесненные от власти и ставшие жертвой любого доносчика, который мог почти искренне обвинить тибетского вельможу в том, что он больше любит свою жену, чем Будду. Но донос - явление обоюдоострое: "великий монах" Йонтэн испытал это на себе. Он был оклеветан и казнен, а вслед за тем заговорщики задушили самого Ральпачана и возвели на престол в 839 г. сторонника черной веры принца Лангдарму. Буддийское наступление на Тибет захлестнулось.

Тем более важно, что бон, добившись у Тисрондецана эдикта терпимости, сохранил свои позиции и при Ральпачане. При церемонии заключения мирного договора в 822 г. обряд черной веры даже предшествовал буддийскому [149]. Новый царь имел на своей стороне организованную партию, волю которой он охотно исполнял.

ЛАНГДАРМА

Первым актом нового царя была конфискация имущества монастырей, вследствие чего множество индусских ученых-буддистов немедленно покинуло Тибет, но тибетским буддистам было некуда деться, и на них обрушились преследования, не уступающие по свирепости драгонадам Людовика XIV, По указу царя в надругательство над буддийским вероучением, воспрещающим убивать, половина монахов обязана была стать мясниками, а другая половина - охотниками; отказавшиеся были обезглавлены. Буддийские книги и предметы искусства уничтожались. Запрещалось молиться, смыслом жизни были объявлены мирские блага. Но даже буддийский источник отмечает, что "люди не жалели, что были попраны законы" [150].

Буддисты развили бешеную антиправительственную пропаганду: Лангдарму обличали за пьянство [151] и даже за оригинальную прическу (царь не заплетал косу, как было в то время принято, а собирал волосы на темени, и был пущен слух, что он скрывает рога, которые растут у него на голове и доказывают его демоническую природу) [152], называли его перерождением бешеного слона, укрощенного Буддой. Эти разговоры не беспокоили царя, который полагал, что люди, отвращающиеся от убийства, для него безопасны. Однако один лама решился на то, чтобы пожертвовать своей душой ради общего спасения. Он оделся в плащ, черный снаружи и белый внутри, и, спрятав под плащом лук и стрелу, явился на прием к царю. Черная одежда позволила ему пройти мимо стражи, которая приняла его за жреца. При первом поклоне он положил стрелу на лук, при втором - натянул тетиву, при третьем - выстрелил в царя [153]. Возникшее замешательство позволило ему отбежать за ближайшее укрытие, где он вывернул одежду наизнанку и благодаря этому скрылся от преследования и бежал в Кам, там буддисты находили приют и защиту [154]. Это было в 842 г. [155].

КРУШЕНИЕ ТИБЕТСКОЙ МОНАРХИИ

Короткое царствование Лангдармы было отмечено последним успехом тибетской внешней политики: в 839 г., т.е. в год вступления на престол ставленника бона, кыргызы, воевавшие с уйгурами, перешли в наступление и нанесли Уйгурии смертельный удар. Трудно предположить, что эти события не имели внутренней связи. В кыргызской надписи с Алтын-Келя сообщается, что "герой Эрен Улуг... ради доблести (т.е. по военным делам) ходил к тибетскому хану послом и вернулся" [156]. Уйгурский народ был на краю гибели, и если бы смерть тибетского царя запоздала, то уйгуры исчезли бы с лица земли, как тюрки, на сто лет раньше. Но тибетцы не смогли воспользоваться долгожданным успехом, так как внутренняя вражда превратилась в открытую войну.

Это наиболее "темный период" истории Тибета, и тибетские источники, касаясь его, резко расходятся с китайскими. По тибетской хронике, Одсрун, сын Лангдармы, вернулся к буддизму, также как и его наследник Делалхронцан, при котором началось восстание и полное распадение державы [157]. По китайской истории, на престол был возведен трехлетний племянник Лангдармы и регентшей стала царица-мать, что и вызвало немедленную гражданскую войну [158].

Однако при анализе событий видно, что тибетская версия дополняет и поясняет китайскую: после убийства Лангдармы правительство капитулировало перед буддийской общиной. Это вытекает из того, что противниками царицы-матери оказались правитель дел Гэдуно и полководец Шан Кунжо, ближайшие сотрудники Лангдармы, а их противник Шан Биби, известный своей книжной ученостью, был назначен военным губернатором самим Ральпачаном [159]. Мало этого, Гэдуно, возражая против нового царя, заявил: "После покойного гамбо (цэнпо) осталось много отроков, а на престол возвели сына Линьских (т.е. из рода царицы). Кто из вельмож будет повиноваться ему? Кто из духов будет обонять жертвы его? Царство неизбежно погибнет" [160]. Ссылка на вельмож показывает социальную подоплеку протеста, а апелляция к духам - его идеологическую направленность. Восстание подняли сторонники аристократии и черной веры.

Гэдуно был казнен, но Шан Кунжо поднял оружие, объявив себя мстителем за Лангдарму. В 843 г. "первые чины в государстве взбунтовались по причине несправедливого возведения гамбо" (цэнпо) [161]. "Первые чины" были ставленниками Лангдармы. Противник восставших, Шан Биби, усыпив бдительность Шан Кунжо переговорами, нанес ему неожиданное чувствительное поражение, и гражданская война запылала. Вторая попытка наступления армии (состоявшей, как уже говорилось, из сторонников веры бон) на хорошо организованное войско Шан Биби, предпринятая в 845 г., тоже кончилась неудачей. Только к 849 г. Шан Биби был вытеснен из пределов собственно Тибета, на северную сторону Наньшаня.

Шан Кунжо, преследуя противника, опустошил всю страну от китайской границы до Карашара. Он пытался договориться с Китаем и получить от него согласие признать себя тибетским царем, но император отказал ему, после чего Шан Кунжо попытался собрать войска для войны с Китаем. Снабжение армии было организовано настолько плохо, что заставило тибетских воинов разбегаться из опустошенной страны, и армия Шан Кунжо растаяла. Китайцы воспользовались этим для того, чтобы оккупировать часть территории, отнятой от них тибетцами в предыдущих войнах, а в 851 г. передался Китаю тибетский наместник области Хэси (к северу от Наньшаня). В Дуньхуане с 847 г. утвердились уйгуры, с которыми заключили союз сторонники Шан Биби [162].

Шан Кунжо пытался восстановить власть Тибета в отпавших областях, но в 861 г. был разбит сначала повстанцами, а потом уйгурским князем Бугу Цзюнем и в последней битве потерял голову, которая была послана в Чанъань [163]. Тибетское царство перестало существовать. Наследник последнего тибетского царя бежал от узурпатора, имея всего сто всадников. Весь Тибет был объят восстанием "людей, одетых в хлопчатобумажные одежды" [164], т.е. бедняков. Терпя голод и лишения, царевич пробился в область Нгари, где приблизительно в 850-853 гг. нашел приют и безопасность для себя и своих буддийских сторонников [165]. В остальном Тибете дело буддизма было проиграно.

Но не выиграл и бон. Изгнание буддистов, т.е. самой культурной силы внутри Тибета, столь отрицательно повлияло на состояние администрации, организацию народного хозяйства и даже на дисциплинированность армии, что трон пал. А без поддержки власти организация бона не могла существовать; она превратилась в секту, т.е. не связывала, а разъединяла страну.

Тибет распался на свои составные части. Каждый замок, каждый монастырь, бонский или буддийский, огородились стенами, каждое племя выставило на своих пастбищах дозоры, чтобы убивать чужаков. В потоках крови, проливаемой ежечасно, потонули остатки тибетской культуры, на возрождение которой понадобилось более 200 лет.

Примечания

[116] И. Попов называет его Канбо-бодисатва (Ламаизм в Тибете, с. 155).

[117] Grousset R. Histoire de l'Extreme-Orient, I, P., 1929.

[118] Ibid,p.361.

[119] Waddel L.A. The Buddhism of Tibet or Lamaism, L, 1895, p. 26.

[120] Попов И., с. 157.

[121] Grunwedel A. Mythologie du Buddhisme, Leipzig, 1900, p. 52.

[122] Waddel L.A., p. 28.

[123] Grunwedel A., p. 56-57.

[124] Waddel L.A.,p. 29.

[125] В.А. Богословский (с. 65-66) предполагает, что индийская точка зрения победила потому, что была понятнее для народа и подходила господствующему классу. Думается, что обе концепции были одинаково экзотичны и чужды тибетцам, но решающую роль сыграли кровь, пролитая в боях с китайцами, и надежды получить материальную помощь из индийских владений, для чего компромисс с индийскими учеными был необходим.

[126] Кузнецов Б.И., с. 43-44.

[127] Богословский В.А., с. 66.

[128] Schlagintweit E., р. 55.

[129] Laufer B., p. 22-44, 38-39.

[130] Ibid, p. 40.

[131] Иакинф (Н.Я. Бичурин), I, с. 189-191.

[132] Laufer B., p. 42-44.

[133] Ibid.

[134] Schlagmfweit E.,p.56.

[135] Tucci G., p. 73.

[136] Schlagintweit E., p. 56; Попов И., с. 158.

[137] Там же.

[138] У населения изымались золото, серебро, жемчуг, бирюза и одежда. Обложению не подлежали монастыри. Население не верило в передел имущества, считая, что оно останется в казне и не попадет в руки бедняков. Даже сами буддийские священнослужители были против уравнения имущества, объясняя царю, что бедность происходит от грехов в прошлой жизни и поэтому не может быть устранена (см.: Кузнецов Б. И., с. 45-46).

[139] Roerich G.N., p. XX.

[140] К. аналогичному выводу, хотя другим путем, пришел Б.И. Кузнецов (с. 78).

[141] Иакинф (Н.Я. Бичурин), I, с. 208-209.

[142] По Б.И. Кузнецову (Тибетская летопись) - Тидэсронцан, по G. Tucci (The Tombs of Tibetan Kings) - Денти.

[143] Schlagintweit E.,p.58.

[144] Griinwedel A., p. 181.

[145] Schmidt 1.1. Geschichte der Ost-Mongolen und ihres Furstenhauses, St.-Pbg., 1829, p. 345.

[146] Богословский B.A., с. 71.

[147] Там же.

[148] Schmidt I.J. Geschichte der Ost-Mongolen.

[149] Иакинф (Н.Я. Бичурин), I, с. 220-221.

[150] Schlagintweit E., p.60.

[151] Roerich G.N., p. 53.

[152] Francke A. A History of Western Tibet, p. 56-60; ср.: Иакинф (Н.Я. Бичурин), I, с. 232.

[153] Кузнецов Б.И., с. 56.

[154] Там же, с. 57.

[155] По китайской хронологии.

[156] Малов С.Е. Енисейская письменность тюрков, М. - Л., 1952, с. 56-58. Если даже считать, что это посольство было раньше, то надпись показывает характер тибетско-кыргызских отношений.

[157] Schlagintweit E.,p.62.

[158] Иакинф (Н.Я. Бичурин), I, с. 226 и cл.

[159] Там же, с. 228.

[160] Там же, с. 227.

[161] Там же.

[162] Судьба самого Шан Биби неизвестна; после 849 г. войском командовал его помощник Тоба-хуай-гуан.

[163] Иакинф (Н.Я. Бичурин), с. 233.

[164] Schlagintweit E.,p.62.

[165] В области Нгари были построены две кумирни - в год лошади и в год овцы (ibid, р. 63), что соответствует 850 и 851 гг. либо 862 и 863 гг. В 50-х годах во главе Тибета стоял узурпатор Кунжо, поэтому предпочесть следует раннюю датировку.

[ << ] [ Начала Этногенеза ] [ Оглавление ] [ >> ]