Александр Невский: легенда и действительность

(Для дискуссии по работам, опирающимся на учение Л.Н. Гумилёва)

Андрей Шлепов

Едва ли во всей российской истории найдется более известная и противоречивая личность, чем Александр Невский. И это не удивительно, так как подлинный его образ скрыт завесой мифов, созданных официозной историографией, в итоге признавшей за князем две заслуги: обеспечение безопасности северо-западных границ Руси и смягчение тягот монголо-татарского ига.

Современники Невского не выделяли как-то особенно его, несомненно, выдающиеся победы в бесконечной череде пограничных столкновений с немцами, шведами, датчанами и литовцами. Даже наоборот, через четверть века после Ледового побоища летописец записал про случившуюся тогда битву, что "ни отцы, ни деды наши не видали такой жестокой сечи". Однако в более поздние времена именно венные триумфы князя сделали его символом верного курса проводимой государственной политики.

Петр Великий, нуждавшийся в покровителе для борьбы со шведами за Балтику, перенес мощи святого князя из Владимира в Петроград и даже уставил праздновать его память 30 августа, в день заключения Нейштадтского мира со Швецией. Интересно, что впоследствии большевики организовали перенос мощей в фонды музея истории религии и атеизма, хотя впоследствии новой власти князь тоже пригодился. Образ Александра во время надвигавшегося конфликта с немцами призвал в союзники Сталин. Именно тогда появился знаменитый фильм Эйзенштейна, который можно назвать гениальным, если бы не исполнение социального заказа и черты сходства с произведениями гитлеровского кинематографа.

В сталинское время на волне интереса к личности и времени Александра появились интересные произведения, касавшиеся другой стороны его деятельности √ татарской политики. Их появление побудило не только творчество эмигрантов-евразийцев, но и современные им реалии внутреннего и внешнего положения страны. К числу собственно исторических относится исследование Арсения Насонова "Монголы и Русь" (1940), показавшее на основе анализа летописей, что мероприятия Александра трудно назвать смягчением монголо-татарского ига. В 1252 г. он разгромил антитатарский блок своих родных братьев и Даниила Галицкого с помощью "Неврюевой рати". Этот момент многие историки считали началом реального подчинения Руси татарам, а английский историк Феннел даже назвал князя предателем. Традицию Александра продолжали его потомки. В 1257 г. Невский ввел сбор дани в Новгороде, жестоко подавив сопротивление: "овому носа урезаша, а иному очи выимаша". Хотя Александра нельзя назвать и проводником полностью протататрской политики.

Литературную реконструкцию того времени создал Алексей Югов в романе "Ратоборцы" (1949). В полном соответствии с реалиями своего собственного времени он нарисовал Русь полностью окруженной врагами. Татары в "Ратоборцах" предстают исчадиями ада, напоминая своей силой, свирепостью, беспощадностью и бессмысленностью волну ядерного взрыва. Один из героев романа князь Даниил не случайно говорит дочери, что татары напоминают саранчу, после прохода их армии не остается ничего: все озера и реки выпиты, а леса и трава съедены конями, села и города сожжены, люди убиты. Западный мир лучше всего представлен мерзким англичанином-тамплиером, плетущим неустанные интриги. У Руси находятся лишь немногие благодетели, список которых живо характеризует обстановку, современную скорее Югову. На страницах романа появляются благородный грузинский князь, мудрый китайский канцлер (о том, что Елюй Чуцай был по национальности киданем, а не собственно китайцем, то ли не обратили внимания, то ли умолчали), искусный иудейский лекарь ("дело врачей" было еще впереди, а государство Израиль было уже создано). Умному, дальновидному князю приходится идти на жестокость в правлении, чтобы держать в узде мятущийся народ и неразумного брата Андрея, не понимающего стратегических целей.

Впоследствии по окончании сталинских времен вопрос татарской политики князя сошел на нет. Исследование Насонова более не издавалось, а "Ратоборцы" были сжаты до небольшой книжки исключительно детской направленности "Горячее сердце". Остался только петровский образ героя-победителя, а сталинский облик правителя, входящего в противоборство с собственным народом, естественно, исчез. С телеэкранов продолжала звучать бодрая фраза "А рыцарей на мыло менять будем!". Мифы устоялись. Неудобные вопросы, например, половецкого происхождения князя, не муссировались вовсе.