II.2. ЭКОЛОГО-ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ ДЕМОГРАФИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ В СЕЛЬСКОЙ МЕСТНОСТИ

II.2.1. Механизм связи сельских популяций с ландшафтом

Логика эколого-географического подхода к изучению агрокомплекса такова, что вслед за рассмотренными экологическими пределами концентрации хозяйства и расселения необходимо обратиться к пределам концентрации сельскохозяйственного населения. Но, как мы уже сказали ранее, само существование этих пределов настолько неочевидно в социальной "системе отсчета", что предварительно следует описать те эколого-географические механизмы воспроизводства сельского населения, которые могут быть чувствительными к соответствующим территориальным трансформациям.

Существование экологических пределов концентрации сельского хозяйства и сельского расселения в Нечерноземье и связь этих пределов в том и другом случае с агрокультурным ландшафтом неизбежно приводят к ряду вопросов, требующих объяснения. Каким образом возникает эта связь (генетически, исторически)? Какова ее роль в жизни человека? Насколько необходима избирательность человека к определенному типу ландшафта?

Начало изучению воздействия географического ландшафта на человека было положено в 20-е гг. Л.С. Бергом, отмечавшим принудительный характер этого воздействия на организмы [+1]. Много позже С.В. Калесник выдвинул тезис о том, что многообразные формы адаптации человека в ландшафтах различаются не столько по структуре, сколько по поведению [+2]. Этот тезис был развит до уровня концепции о взаимодействии человека с ландшафтом Л.Н. Гумилевым, показавшим, что адаптация человека в ландшафте происходит с помощью этноса как верхнего замыкающего звена биоценоза [+3]. Не имея возможности останавливаться на данном аспекте концепции Л.Н. Гумилева подробно, отметим лишь основные его логические блоки.

Каждый этнос, по Л.Н. Гумилеву, возникает и распространяется в определенном кормящем ландшафте. Смены кормящего ландшафта редки и происходят, как правило, на первых стадиях этногенеза. В самом деле, интересующее нас население Нечерноземной зоны, например, в подавляющем большинстве случаев представлено русским этносом, который сложился в XIV в., адаптировался и распространялся вплоть до XX в. не просто в лесной зоне России, а в пойменно-луговом ландшафте долин и устьев рек лесной зоны Русской равнины и Сибири. Обычно в привязанности русского крестьянина к рекам видят лишь удобный способ жизнеобеспечения или ориентацию на речную транспортную сеть. Однако этот взгляд при более детальном этнографическом и историческом рассмотрении оказывается поверхностным. Было бы неправильно также сводить хозяйственный тип русского крестьянина только к земледельческому и тем самым ставить в качестве основного его признака выбор пашни. Земледельчество - необходимый элемент хозяйства, но еще недостаточный. Действительно, в противном случае русская колонизация захватила бы и водоразделы, а этого мы практически не наблюдаем. Наоборот, почти всюду, как мы уже неоднократно отмечали выше, необходимым элементом осваиваемого ландшафта были пойменные и заливные луга.

Это понятно, так как в систему этноценоза [+4] русского крестьянина в качестве необходимого (обязательного) элемента входила корова. Сжатые сроки покоса в климатических условиях таежной зоны Восточной Европы и Сибири детерминировали выбор наиболее продуктивных сенокосов, а именно пойменных и заливных лугов. Поэтому генезис хозяйства русского крестьянина немыслим без коровы (крупного рогатого скота), которая ценилась не столько как источник молока, а как единственный в своем роде производитель органического удобрения для лесных подзолистых почв - навоза [+5]. Именно цепочка биоценотических связей "заливные луга - корова - пашня" была определяющей в этногенезе крестьянина Европейской России, что и определяло выбор конкретного типа кормящего ландшафта - пойменно-лугового.

Но, сложившись однажды, связь "этнос - ландшафт (кормящий)" оказывается весьма консервативной. Это отчетливо прослеживается на примере крестьянской колонизации Сибири [+6]. Отказаться от выработанных адаптивных навыков, стереотипов землепользования не так-то легко. Характерный пример представляет отношение сибирских крестьян к навозу. Очень ценимый в Поморье, он воспринимался за Уралом (на богатых, особенно на юге лесной зоны, землях) не как благо, а как зло, ведущее к засорению полей и заставлявшее даже покидать собственные деревни, так как они "больно заназьмились" [+7]. Показателен и другой пример. Вплоть до XVIII в. освоение Сибири не выходило за границу лесной зоны, хотя лесостепь и степь представляли районы, более плодородные и удобные экономически. Причина этого кроется не только в политической ситуации в степи. Взаимосвязь этноса с ландшафтом весьма жестка и прослеживается не только лишь на русском крестьянстве, но и на других этносах [+8]. Этот вывод должен казаться парадоксальным по двум причинам: 1) причастности этноса к географической оболочке Земли [+9]; 2) полифункциональности роли географической среды, способной быть не только условием, предпосылкой, но и основой и причиной изменения общественного состояния [+10]. "Во всех формах общества, - писал К. Маркс, - где господствует земельная собственность, преобладают еще отношения, определяемые природой" [+11].

Прочность связи вызвана тем, что так называемая этническая традиция и обусловленная ею индивидуальность каждого этноса, наблюдаемая как оригинальный стереотип поведения, поддерживаются сигнальной наследственностью. Ее описал в своих исследованиях М.Е. Лобашев [+12]. Он показал, что стереотипы (стандарты) поведения, являясь высшей формой активной адаптации организма, наследуются, но не генетически, а на основе механизма условного рефлекса, когда потомство путем подражания перенимает приспособительные реакции, приобретенные родителями за время жизни. Через тот же механизм происходит передача адаптивных реакций от одних членов коллектива к другим. Речь - "сигнал сигналов" - не только не отменяет сигнальной наследственности, а, наоборот, создает условия для возрастания ее роли, так как она обеспечивает преемственность опыта между поколениями на основе физиологического механизма временной связи [+13]. Сигнальная преемственность адаптивных поведенческих навыков между поколениями, поддерживающая привязанность этноса в каждом новом поколении к "своему" кормящему ландшафту, и есть интересующий нас механизм связи сельских популяций (в нашем случае в Нечерноземье) с конкретным ландшафтом, в нашем случае - пойменно-луговым.

Потеря адаптивных навыков необратима (закон необратимости эволюции Л. Долло), ибо, накапливаемые этнической традицией, они формируются у представителя каждого нового поколения на ранних этапах развития индивида, в детстве [+14]. Это положение Л.Н. Гумилева нашло признание и среди этнографов. "Усвоение этнокультурной информации, - пишет Ю.В. Бромлей, - происходит как непроизвольно (бессознательно), так и осознанно. Первый способ является древнейшим, так как основывается на имитационных способностях человека и до сих пор остается ведущим; это во многом обусловлено тем, что основная масса этнокультурной... информации усваивается человеком в раннем возрасте" [+15].

Столь серьезное значение механизма условного рефлекса не только при активном индивидуальном приспособлении, но и при наследовании - функциональной передаче опыта, информации от одного поколения к другому, от родителей к потомству, от одного члена общества к другим его членам - почему-то недостаточно привлекало внимание "эволюционистов" [+16].

Однако еще И.П. Павлов писал, что в основе любой осознанной или неосознанной деятельности человека лежит так называемая "квалификация", т.е. навык и привычка, вырабатываемые по физиологическим законам как закрепление некоторого набора условных рефлексов, именуемого динамическим стереотипом [+17].

Стереотипы поведения, как нетрудно убедиться на примере русского крестьянства, являются одновременно и адаптивными навыками в ландшафте. Это, в частности, навыки владения топором, посадки картофеля, косьбы, доения коровы и масса других стереотипов, которые легко усваиваются в детстве, но которыми трудно, а порой и невозможно, овладеть (в необходимой для сельскохозяйственного труда и жизни степени) в зрелом возрасте.

Обычно этим ограничением социологи пренебрегают. Тем не менее механизм сигнальной наследственности играет роль мощного мультипликатора при осуществлении желания работать в сельском хозяйстве, своего рода фильтром, отсеивающим из сельского хозяйства слабоадаптированные (т.е. не имеющие полного набора адаптивных навыков) элементы.

К понятию адаптации мы специально обратимся ниже, сейчас обратим внимание еще на одно малоизвестное свойство этнических систем - на их связь с демографическими процессами.

Уже сам факт зависимости "демографической емкости" ландшафта от его продуктивности предполагает наличие соответствующего механизма на популяционном уровне. Понятно, что обратная связь "ландшафт - этнос" осуществляется через предельность, ограниченность "ресурса" на каждом историческом этапе развития. Очевидно также, что предельное значение экологического ресурса меняется при переходе от одного типа кормящего ландшафта к другому. А значит, и "демографические емкости" для разных этносов будут различными. "Различные естественные условия труда приводят к тому, что то же самое количество труда удовлетворяет в разных странах неодинаковые массы потребностей, следовательно, к тому, что при прочих равных условиях необходимое рабочее время оказывается различным" [+18].

Но этого аргумента, объясняющего пространственные различия демографических показателей в один момент истории, еще недостаточно для объяснения их динамики во времени. В самом деле, остается открытым вопрос: почему в одних случаях этносы, не снижая демографической активности, реагируют на предельность "демографической емкости" ландшафта миграцией, колонизацией и расселением, а в других, без видимых причин к ограничению со стороны ландшафта, - депопуляцией?

Так как ответ на этот вопрос имеет прямое отношение к демографическим процессам в сельской местности Нечерноземья, то мы рассмотрим его специально.

II.2.2. Эколого-географические закономерности процесса рождаемости

Демографические процессы уже давно стали предметом изучения социально-экономической географии, что в первую очередь обусловлено значительными территориальными различиями в демографическом поведении населения. При этом в зависимости от "системы отсчета" (экономической, социальной, экистической, экологической) у каждого исследователя формируется свой подход к пониманию демографической ситуации, демографической обстановки [+19]. Не повторяя обзора всех направлений, содержащегося, в частности, в работах [+20], отметим лишь, что, наряду с экономико-демографическим подходом, сложившимся в концепцию экономико-демографической обстановки [+21], с населенческим (социальным) и экистическим подходами, положенными в основу демогеографии [+22], с социальным (социологическим) направлением, призванным к изучению социально-демографического развития в региональном разрезе [+23], синтетическим геодемографическим направлением [+24], существует по крайней мере еще два географических подхода к изучению демографических процессов.

Это этнологический и эколого-географический (регионально-экологический). В первом случае объектом изучения являются этносы, во втором - популяции, биоценозы, геобиоценозы [+25]. С нашей точки зрения, между ними не следует проводить резкой границы, ибо этнос - верхнее звено биоценоза своего ландшафта [+26].

Само существование двух названных подходов вызвано "относительно" независимыми законами воспроизводства населения [+27]. Это положение давно фигурирует в демографических исследованиях. Его половинчатость (полуавтономность законов) - дань литературному стилю и, конечно, не может восприниматься серьезно, если учесть принцип автономности законов природы [+28]. Либо демографические законы существуют, либо они следствие общих законов развития производства и смены общественно-экономических формаций, и тогда они не существуют. Третьего не дано. Мы считаем, что они существуют, ибо природное в человеке (биологическое в узком смысле слова, т.е. организменное, а также популяционное, геобиоценотическое, этническое) есть географическая среда "внутри нас", способная быть самостоятельной активной причиной развития. Подчеркнем еще раз, что обусловливаются при диалектическом взаимодействии в человеке природного и социального не законы этих конкретных форм движения, а сами формы, в данном случае - демографическое поведение человека. Искажается (изменяется) демографическая траектория эволюции социо-экосистемы, но не исчезают те силы, которые формируют само демографическое движение.

Признание самостоятельности и активности биологического начала в демографическом поведении человека встречается у демографов: "Биологическое не только сохраняет относительную самостоятельность от социального, но и влияет на развитие последнего" [+29].

Однако вопрос об автономности демографических законов нельзя решить перечислением мнений специалистов, которые всегда можно подобрать тенденциозно. Есть только один путь научного решения вопроса - предварительное эмпирическое обобщение реальной и исторической демографической действительности, а затем уже развитие на базе такого обобщения теоретических концепций.

Но, как ни странно, большинство исследователей-демографов предпочитают иной путь - "от общего к частному", т.е. исходят из теоретических конструкций, собранных из самых общих соображений о природе рождаемости, брачности и их обусловленности социально-экономической деятельностью общества [+30]. Сторонники такого пути есть и среди географов [+31]. Мы считаем, что изучать демографические процессы "от общего к частному" еще преждевременно, ибо число обнаруженных эмпирических этнодемографических, геодемографических, демогеографических и других закономерностей весьма незначительно.

Уже давно установлено, что "география рождаемости в целом по СССР определяется не столько различиями в уровне урбанизации, сколько национальными различиями по макрорайонам (союзным республикам)" [+32]. Более того, существует специальное исследование соотношения территориальной и национальной дифференциации рождаемости, выполненное Г.А. Бондарской методом дисперсионного анализа. Основной вывод его, количественно аргументированный, состоит в том, что "значительная территориальная дифференциация рождаемости в нашей стране является лишь отражением ее этнических различий" [+33].

Г.А. Бондарская не ставит вопроса о причинах подобной дифференциации, а, следуя сложившейся в этнографии традиции, считает этнос социальной общностью, что делает методологически невозможным научное объяснение различий демографических показателей в различных этносах. Не углубляясь в дискуссию о природе этноса, отметим, что три группы национальностей, выделенные ею для этносов СССР, сформированы, вообще говоря, произвольно. В I группу вошли русские, украинцы, белорусы, молдаване; во II - латыши, литовцы, эстонцы; в III - узбеки, киргизы, таджики, туркмены, казахи, азербайджанцы [+34]. И хотя результат получился верным (без учета грузин и армян), совершенно не понятен критерий этнической близости, т.е. принципы объединения этносов в группы.

Дело в том, что понятие историко-этнической близости практически подменяется автором репродуктивным типом семьи, который и оказывается решающим для классификации этносов. Тавтологичность этого методического приема очевидна самому автору: "Так как во времени демографическое развитие отдельных национальностей неравномерно, - пишет она, - группировка, целесообразная для периода, к которому относится наше исследование, и вполне оправдавшая себя, наверное, окажется устаревшей через 15-20 лет" [+35]. Проблема критерия этнической близости решается понятием суперэтнической целостности, которое ввел Л.Н. Гумилев [+36]. Если воспользоваться этим понятием и разместить этносы нашей страны по суперэтносам, то найдется место грузинам и армянам, а сама демографическая картина будет более осмысленной (табл. 3).

Таблица 3. Суперэтническая группировка рождаемости у основных этносов СССР в 1959-1969 гг.

Этнические различия в рождаемости понятны с точки зрения концепции этногенеза [+37]. В самом деле, начало любого процесса этногенеза сопряжено с демографическим взрывом [+38] и, наоборот, гомеостазу свойственно демографически равновесное состояние. Такая сопряженность естественна, ибо внешняя работа, совершаемая энергией живого вещества организмов этнических популяций, прежде всего должна проявляться в демографическом поведении. Тем самым можно поставить знак равенства между стадиальностью демографического процесса и стадией (фазой) процесса этногенеза. Разумеется, этот тезис требует широкой фактической аргументации, которую пока невозможно привести, но подобная трактовка демографического процесса конструктивна и, на наш взгляд, плодотворна. В справедливости этого мнения можно будет убедиться чуть позже, когда мы рассмотрим процесс рождаемости в сельской местности Нечерноземной зоны.

Помимо раскрытия этнодемографических закономерностей в литературе появился целый ряд количественных оценок связи демографических показателей с социальными и экономическими категориями, которые тоже следует рассматривать как закономерности, подтверждающие автономность законов демографического процесса. Так, в коллективной работе новосибирских ученых под руководством Т.И. Заславской показано, что региональные различия в уровне занятости населения (казалось бы, исключительно геодемографический показатель) в решающей степени (r = 0,65-0,7) зависят от рождаемости и доли детей в населении, связь же их с развитием производства гораздо слабее [+39].

Отсутствие связи между уровнем экономического развития и рядом демографических показателей - долей лиц старых нетрудоспособных возрастов (+0,12) [+40], коэффициентом нагрузки детьми на нетрудоспособное население (-0,13), коэффициентом рождаемости (-0,17) и смертности (-0,03) - отмечается в вариационном ряду областных и республиканских центров СССР. Одновременно по тому же вариационному ряду установлены весьма значительные коэффициенты корреляции между рождаемостью и смертностью (-0,37), между рождаемостью и долей стариков (-0,54) [+41]. Существует еще целый ряд количественных зависимостей, но о них мы будем говорить при обсуждении других сюжетов по мере необходимости.

II.2.3. Принцип автономности

Можно ли доказать автономность законов демографического процесса, например рождаемости, а тем самым и "относительную" независимость динамики рождаемости? Думается, можно. Для этого надо: 1) взять демографический материал не за выборочные 10-15 лет, а хотя бы лет за 100 по интересующему региону (или регионам) и 2) попытаться обнаружить функциональную зависимость между внутренними, заведомо независимыми между собой динамическими характеристиками этого процесса, причем 3) число их должно быть достаточным для определения демографического состояния.

Если такая связь (зависимость) установлена, то можно считать процесс эволюции рождаемости детерминированным, т.е. таким, что весь его будущий ход и все его прошлое однозначно определяются состоянием в настоящее время (разумеется, если речь идет о реальных процессах, то необходимо говорить о некоторой степени точности определения состояния). Процессы, обладающие свойством детерминированности, конечномерности (фазового пространства) и дифференцируемости (изменение состояния во времени описывается дифференцируемыми функциями, а фазовое пространство имеет структуру дифференцируемого многообразия), называются эволюционными и описываются классом обыкновенных дифференциальных уравнений [+42]. Простейшее дифференциальное уравнение имеет вид:

dr /dt = ╕ (r )

и называется автономным дифференциальным уравнением. Его решение r (t) зависит только от начальных условий r (0). Как будет ясно из нижеизложенного, таким типом уравнений описывается эволюция рождаемости в этносе.

Если мы воспользуемся данными по рождаемости среди сельского населения Нечерноземья с 1897 по 1980 г. и расположим их на плоскости не в обычных координатах (v, t), где v - коэффициент рождаемости в %о (промили), t - время, а в фазовых (v, V_t), где V_t, - скорость изменения рождаемости в %о за год, отнесенная к начальному моменту временного интервала, то для каждой из 28 областей и республик зоны получим некоторую фазовую кривую рождаемости, а в общем - семейство таких кривых.

При отсутствии взаимно-однозначного соответствия между современными областями и губерниями (1897 г.), а также районами (1926 г.) величина рождаемости принималась как среднее по более крупному региону. Для 1897 г. данные о рождаемости сельского населения взяты как показатели рождаемости "в уездах" в погубернском разрезе.

Даже при самом грубом качественном рассмотрении видно, что все 28 кривых, исходя примерно из одной точки (50,0), со временем (движение по часовой стрелке) расслаиваются на отчетливо различимые подсемейства (7) и (2) (рис. 10).

Рис. 10, Зависимость изменения коэффициента рождаемости в Нечерноземье от скорости изменения рождаемости, 1897-1980 гг.

Какую полезную информацию можно извлечь из этой фазовой картины? Во-первых, универсальность вида кривой для всех регионов зоны свидетельствует о родстве, единой природе демографических процессов, протекающих в каждом из них, несмотря на их социально-экономические и географические различия, что должно иметь основанием некое системное единство.

Понятно, что природа этого единства не общность социальная в широком смысле слова, т. е. не общественно-экономическая формация. Ведь для других республик страны мы, очевидно, получим и другие фазовые кривые рождаемости.

Рис. 11. Зависимость изменения коэффициента рождаемости от скорости изменения рождаемости для союзных республик СССР, 1940-1975 гг. (данные о рождаемости взяты из [+70], с. 5),

1 - Россия: 2 - Украина: 3 - Узбекистан: 4 - Грузия; 5 - Азербайджан: 6 - Таджикистан: 7 - Туркмения: 8 - Эстония: 9 - Литва.

На рис. 11 изображены фазовые портреты представителей всех крупных суперэтносов. Отчетливо видно, что кривые для Украины и РСФСР весьма похожи, точно так же похожи портреты для Узбекистана, Туркмении, Азербайджана, Бросается в глаза и различие между суперэтносами: для сравнения даны портреты Грузии и Эстонии. Небольшой интервал времени (35 лет), т.е., по существу, чуть больше времени жизни поколения (25-26 лет), не позволяет категорично утверждать о принципиальности различия фазовых демографических кривых, но зато совершенно лишает оснований тезис о стирании различий, сближении демографического поведения между этносами.

Наоборот, семейство фазовых кривых для областей и республик Нечерноземья компактно, т.е. лежит вблизи некоторой усредненной траектории в фазовом пространстве. Меру этой близости можно определить по распределениям областей (республик) в соответствии со скоростями изменения рождаемости V_t. Как показали наши оценки, эти распределения по скоростям близки к нормальным.

Далее, обращает на себя внимание инерционный характер демографического процесса (рождаемости): крупные исторические события, имевшие место за период с 1897 г- и затронувшие Нечерноземье, на ходе эволюции рождаемости как будто бы не отразились. Кривые построены по точкам с неравными интервалами (1897, 1926, 1940, 1960, 1970, 1975, 1980), поэтому между точками линии сглажены искусственно. И тем не менее влияние крупных событий, если бы оно было, эта процедура не устранила. Наоборот, мирные последние 10 лет дают спиралевидные участки в конце кривых, поэтому и интервал взят для них меньше. Начало длительного снижения рождаемости относится ко второй половине XIX в., задолго до первой и второй мировых войн.

Полученные фазовые кривые могут быть описаны автономными дифференциальными уравнениями типа V_t =f(v) [+43] не содержащими в правой части времени (t) в явном виде. Решение таких уравнений V(t) - зависимости рождаемости от времени - определяется лишь начальным условием V(0), т.е. значением рождаемости в некоторый начальный момент времени. Характер демографического процесса напоминает колебательный тип движения, когда первоначальный внешний импульс в момент времени t = 0 сообщает системе ускорение, которое затем постепенно затухает по инерции от сопротивления среды.

Существует ли среди системных целостностей, охватывающих сельское население зоны, такая, которая бы удовлетворяла отмеченным свойствам? Да - Такой системой является Российский суперэтнос, включающий помимо русских еще и карел, коми, мордву, чувашей, удмуртов и марийцев, а также украинцев, но последние выходят за географические рамки нашего исследования. Существует разработанная концепция этногенеза Л.Н. Гумилева [+44], которая, как мы уже говорили, связывает пусковой момент каждого известного процесса этногенеза с первоначальным демографическим импульсом - "взрывом". Процесс этногенеза имеет тот же колебательный тип движения, что и демографический процесс, и развивается по автономным законам, что с учетом сказанного выше об этнической дифференциации показателей рождаемости населения выдвигает его на первое место среди движущих сил демографических явлений.

Разумеется, окончательно убедиться в этом можно будет только после широкой эмпирической проверки сопряжения этногенеза и демографического процесса, но уже на основании изложенного не вызывает сомнений справедливость принципа автономности: процесс эволюции рождаемости за последние без малого 100 лет в сельской местности Нечерноземья протекал автономно, т.е. практически независимо от внешних социально-экономических условий. Характер же изменения рождаемости у сельского населения зоны определялся принадлежностью этого населения к Российскому суперэтносу и тем самым специфической фазовой кривой рождаемости у русского сельского населения, связывающей функциональной зависимостью скорость изменения рождаемости только с самой величиной рождаемости.

II.2.4. Принцип демографической волны (фазы)

Уже давно замечено, что демографический процесс обладает как бы стадиальностью. Например, в одной из работ (посвященной, кстати, сельской местности Нечерноземья) говорится о стадиях динамики демографической обстановки, установленных по данным анализа возрастно-полового состава населения в 1959 и 1970 гг. Показано, что "в Новгородской и Псковской областях 16 лет назад была примерно такая же структура сельского населения, какая в 1970 г, зафиксирована в относительно благополучных в демографическом плане областях южной части зоны" [+45]. Таким образом, упомянутые области Северо-Запада как бы "двигаются" впереди областей южной окраины зоны.

Встает, естественно, вопрос: что это за движение? В каком пространстве оно происходит? Сколь широко демографически и географически распространяется понятие стадиальности или фазы? Если здесь есть закономерность, то с какой причиной она связана?

Наличие фазовых кривых процесса рождаемости и их близость для моноэтничных (моносуперэтничных) областей зоны приводят к мысли о единой фазовой траектории для сельского населения зоны, отклонение от которой для каждой области находится в пределах допуска и носит случайный характер. При этом точки, отвечающие различным административным областям (республикам), будут располагаться на фазовой траектории в определенной последовательности: одни - "впереди", другие - "сзади". Тем самым становится оправданным введение двух понятий:

1) демографическое состояние - точка в фазовом пространстве с координатами (r , r ');

2) демографическое движение - изменение демографического состояния вдоль фазовой траектории.

А в силу того, что через данную точку фазовой траектории должны "пройти" все административные области (республики), т.е. все индивидуальные фазовые кривые, в модельном географическом пространстве (на карте-схеме зоны) мы будем наблюдать характерное волновое движение. Ведь волновой процессе - "это и есть процесс передачи любого различимого сигнала от одной части среды к другой с некоторой определенной скоростью. Такой сигнал может быть возмущением любого вида, например максимумом какой-либо величины или резким ее изменением при условии, что это возмущение четко выделено и что в любой заданный момент времени можно определить его местонахождение. Этот сигнал может искажаться, изменять свою величину, скорость, но при этом он должен оставаться различаемым" [+46].

В качестве такого сигнала мы можем выбрать какое-нибудь значение коэффициента рождаемости v или скорости его изменения V_t или пару этих показателей (v, V_t), т.е. демографическое стационарное состояние. Тогда в модельном географическом пространстве в определенные интервалы времени мы можем наблюдать пространственное перемещение этого сигнала от одних областей зоны к другим с определенной скоростью. Эта скорость передачи демографического состояния, конечно, может быть лишь приблизительно оценена в км/год, так как "точками" модельного пространства являются целые административные области и республики. В связи с этим представляет интерес установление тех направлений, по которым происходит передача демографических состояний, т.е. направлений движения фронта демографической волны, или, что одно и то же, определение последовательности расположения административных областей (республик) на фазовой траектории.

Намеченный план исследования невольно упрощает, идеализирует задачу, но, не имея хотя бы такого "наглядного" образа, трудно мыслить категориями четырехмерного демографического пространства, полученного прямым произведением фазового пространства процесса рождаемости и пространства карты-схемы, изображающей взаимное расположение географических "точек" - административных областей (республик).

На самом деле, индивидуальные областные фазовые траектории не сжимаются в узкую трубку, а располагаются широким фронтом, рассеянно, причем демографические состояния областей в каждый момент времени варьируются не только по скоростям V_t (рис, 12), но и по рождаемости v. Однако если для каждого опорного момента времени мы построим кривые фазового состояния демографического процесса или корреляционные поля зависимости скорости изменения рождаемости от величины самой рождаемости (рис. 13), то структура фазового пространства и демографической волны станет прозрачной, а результат оправдает все усилия, затраченные на анализ.

Рис. 12. Зависимость скорости изменения рождаемости от величины рождаемости по регионам Нечерноземья, 1960 г.

Рис. 13. Фазовая траектория демографического процесса (кривые фазового состояния) по регионам Нечерноземья, 1897-1970 гг. 1-3 - подобласти фазового состояния.

На примере данных за 1960 г. можно видеть, что распределение зависимости скоростей изменения рождаемости (V_t) от величины рождаемости (v) имеет параболический характер:

или в первом, грубом, приближении линейный:

что еще раз подтверждает наличие функциональной зависимости между этими величинами для областей и республик зоны. Аналогичные зависимости были получены для 1897, 1940 и 1965 гг.

Точки на кривых фазового состояния можно объединить в три группы:

I - 3, 5, 6, 11, 12, 15-20;

II - 2, 9, 10, 13, 14, 21, 22, 24;

III - 1, 4, 7, 8, 23, 25-28.

Эти группы точек представляют собой подобласти фазового состояния, которые последовательно "идут" друг за другом в цуге групп в направлении движения по фазовой траектории, причем опять же внутри каждой из них сохраняется параболический характер распределения V_t по v.

Если схематично изобразить фазовую траекторию демографического процесса и выделить на ней, для каждого опорного момента времени, указанные подобласти фазового состояния - группы I, II, III (см. рис. 13), то, как легко заметить, за все время демографического движения последовательность групп в цуге групп сохраняется. "Впереди" движется I группа точек (административных областей), за ней - II группа и замыкает "строй" III группа. Эта последовательность и определяет структуру демографической волны (рис. 14).

Рис, 14. Фазовые зоны демографического процесса по Нечерноземной зоне России, 1897-1970 гг.

а - начальная зона - города от Немецкой и Литовской Украины: б - вторая зона - Заокские города: в - третья зона - Поморье и Понизовые города; г - области перехода; д - граница центра Московского государства.

Таким образом, демографическим сигналом, распространяющимся стадиально в сельской местности Нечерноземья, является не конкретное демографическое состояние (V_t , v) наблюдаемое в точке, т.е. в отдельной области, а параболическое распределение V_t по v для группы точек (административных областей, республик). Одним словом, не Архангельская область, например, повторяет с некоторым опозданием те же демографические состояния, которые проходит в своей демографической эволюции Ивановская область, хотя это и может иметь место (разумеется, с известной степенью точности) в ряде частных случаев, а демографические состояния II группы административных областей, описываемые в момент времени t распределением V (v, t), через некоторое характерное время t будут описываться распределением V (v, t+t ), которым в момент времени t определялось распределение демографических состояний I группы областей. Аналогично изменится распределение демографических состояний III группы по отношению к распределению для II группы, а затем и к распределению для I группы.

Тем самым мы действительно наблюдаем волновой процесс с типичным сдвигом по фазе, но не на уровне индивидуальных демографических "осцилляторов", а на уровне их ансамблей (групп), когда сдвигаются групповые волновые характеристики.

Следует специально оговорить тот момент, что полученный результат справедлив лишь для нижней половины (V_t < 0) фазового демографического пространства. Недостаток демографического материала не позволяет установить свойства верхней его половины (V_t > 0), где возможно изменение отмеченной последовательности групп в цуге.

Теперь обратимся к интерпретации принципа демографической волны. Как видно из рис. 14, группы административных областей, соответствующие подобластям фазовых состояний, компактны и могут быть сопоставлены с крупными районами Московского государства (это районирование заимствовано нами из работы О.А. Константинова [+47]). Первой группе - передний фронт демографической волны - соответствуют территории Новгородской, Псковской республик, Тверского и Смоленского княжеств (1а) в ХШ-XIV вв., а также земли по южной окраине Московского государства в XV в. - пограничные, или окраинные, города Севера и Рязань. Второй группе - так называемые замосковские города [+48], третьей группе - задний фронт - Поморье, колонизированное в XV-XVII вв., и Низ, или понизовые города, расположенные на землях бывшего Казанского царства, включенного в состав Московского государства только в 1552 г. К этой же группе подключились Мурманская и Калининградская области, освоенные русским населением фактически лишь в середине XX в. Таким образом, довольно отчетливо устанавливается зависимость между последовательностью фаз демографической волны (групп в цуге) и последовательностью расселения русского этноса в Восточной Европе.

Жесткую связь процесса этногенеза с демографической эволюцией после этого трудно отрицать. Сверх того, только в рамках концепции этногенеза [+49] можно объяснить тот факт, что фронт демографической волны проходит вначале через земли Новгорода Великого, Пскова, Твери и Смоленска, а затем уже через коренные области Московского государства и его южной границы. Именно на территории указанных княжеств начался процесс этногенеза в XIII в., приведший к образованию русского этноса, а с ним и Московского государства [+50].

Итак, территориальные различия демографической эволюции (рождаемости) сельского населения Нечерноземной зоны в пообластном разрезе связаны с механизмом самого демографического процесса и детерминированы процессом расселения русского этноса, начавшимся в ХП в. и в свою очередь сопряженным с процессом этногенеза.

Исследование фазового пространства смертности представляет самостоятельную задачу, но общий вывод не должен принципиально измениться, так как фазовые портреты смертности по административным областям весьма сходны с аналогичными портретами для процесса рождаемости. Структура (последовательность групп в цуге) демографической волны смертности может оказаться и иной, что маловероятно, поскольку тесная корреляция между величинами рождаемости и смертности давно замечена демографами.

Подводя итог сказанному выше о закономерностях демографического процесса, заметим, что существование стадиальности в демографической эволюции, вызванное волнообразной ее природой, накладывает свои, уже эколого-демографические ограничения на процесс воспроизводства сельского населения и тем самым приводит к эколого-демографической структуре сельского населения, равновесной для данного времени. Но это лишь одна из множества экологических структур (систем экологических запретов на эволюцию) сельского населения, и механизм ее проявления непосредственно не связан с ландшафтом, однако привязанность к процессу этнического расселения оправдывает изучение ее среди эколого-географических закономерностей развития агрокомплекса.

II.3. МЕХАНИЗМ ВОСПРОИЗВОДСТВА СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННОГО НАСЕЛЕНИЯ

II.3.1. Адаптация в сельской местности

Помимо естественного движения населения в сельской местности происходит еще один демографический процесс - воспроизводство сельскохозяйственного населения. Обычно считается само собой разумеющимся, что "село, как правило, само воспроизводит свои трудовые ресурсы" [+51]. Однако среди исследователей бытует мнение о том, что для работы в сельском хозяйстве совершенно необязательно родиться и вырасти в сельской местности. Это положение, явно не формулируемое, подразумевается при рекомендациях типа: "Необходимо и в дальнейшем создавать необходимые условия для роста численности населения". Или: "Важно оптимизировать использование трудовых ресурсов, закрепление кадров на селе" [+52]. Так как у авторов подобных рекомендаций не возникает вопроса, "как создавать?" или "как оптимизировать?", то, надо думать, они уверены, что достаточно указать на проблему дефицита населения и кадров, и она будет решена (тем самым неявно подразумевается, что любые подготовленные на стороне люди способны заполнить вакантные места). Даже один очень серьезный исследователь миграций склонен предполагать, что можно вернуть в деревню бывших сельских жителей, а в города Нечерноземья - привлечь население городов Средней Азии, правда, не коренных национальностей, а русских [+53]. Эта оговорка весьма существенна, так как опять же неявно допускает, что нерусское население будет труднее адаптироваться в непривычных условиях. Те же уверенность и надежда на русское, но уже более конкретно на местное русское, население в решении проблем российской деревни содержатся и в исследовании новосибирских авторов: "Недостаток постоянного населения, родившегося и выросшего в этих краях, прочно связанного с землей, с конкретным поселением, колхозом, этнической и природной средой, хорошо адаптированного к местным условиям (курсив мой. - К. И.) и не намеренного никуда уезжать, тормозит социально-экономическое развитие села" [+54].

Солидаризируясь полностью с их выводом, мы тем не менее вынуждены признать, что количественные или даже качественные критерии меры адаптации (хорошо, плохо) к местным сельским условиям, не говоря уже о значении уровня адаптаций для сельского хозяйства и села, не разработаны. Более того, сам феномен адаптации к сельской местности и сельскохозяйственному производству не только не изучен систематически, но и не существует, насколько нам известно, даже такой постановки вопроса. Однако, как следует из приведенных выше соображений специалистов, эта постановка вопроса назрела.

Вопрос о феномене "адаптация в сельской местности", по нашему мнению, может быть сформулирован в рамках антропоэкологического подхода и с позиции учения о сигнальной наследственности, предложенного М.Е. Лобашевым и вошедшего составной частью в учение об этносе, развиваемое Л.Н. Гумилевым.

В самом деле, именно в антропоэкологии в последнее время активно разрабатывается концепция адаптации как на индивидуальном, так и на популяционном уровне [+55]. При этом под адаптацией понимается особый биологический феномен - процесс жизнедеятельности организма (биосистемы) в неадекватных условиях среды, с сохранением оптимального соотношения жизненных функции, способности к труду и обучению [+56].

Однако большинство конкретных исследований в антропоэкологии посвящено климато-географической адаптации человека к экстремальным условиям севера, что "выпячивает" медико-географический аспект проблемы, и понятие адаптации в них, естественно, трактуется в физиологических критериях как процесс поддержания функционального состояния гомеостатических систем и организма в целом, обеспечивающий его сохранение, развитие, работоспособность, максимальную продолжительность жизни в неадекватных условиях среды [+57]. Главное внимание в таких исследованиях обращается на перестройку разных систем биорегуляции (прежде всего это нервная, гормональная, иммунная и другие системы) и по всем уровням гомеостатических систем (сердечно-сосудистой, дыхательной, пищеварительной и т.д.). Механизмы же сигнальной наследственности, определяющие изменение и деформацию динамических стереотипов поведения, в объект изучения не попадают.

Тем не менее этот, не разработанный в антропоэкологии, участок концепции адаптации непосредственно связан с представлениями о механизме адаптации этнических популяций в ландшафте и может быть заполнен совмещением двух концепций.

"Современные медико-биологические исследования по адаптации человека в регионах с экстремальными условиями приводят к представлению о том, что цикл адаптивной перестройки у человека в течение двух-трех лет после переезда в новую для него экологическую зону эквивалентен перестройке у других биологических видов длительностью в несколько поколений, - пишет акад. В.П. Казначеев. - Подобный микроэволюционный процесс в животном мире приводит к тому, что в рамках данного биологического вида формируется разновидность" [+58]. Согласно концепции "этнос - ландшафт" [+59], разновидности появляются и у человека, если происходит адаптация в естественном кормящем ландшафте новой зоны, а не расширение своего привычного хозяйственного типа с перестройкой чужого ландшафта. Эти разновидности вида и являются этносами.

Но так обстоит дело в крайних, контрастных случаях когда ландшафт качественно меняется при миграции В менее контрастных ситуациях, при распространении в своем кормящем ландшафте (как в случае русской колонизации Поморья и Сибири), климато-географические различия приводят к появлению разновидностей внутри этноса - субэтносов [+60] поморов, челдонов, сибиряков, устюжан вологжан, пинежан и пр. Это таксономическое дробление имеет еще один уровень - конвиксию [+61], общность жизни, представляющую для русского крестьянства общину, мир, население деревни, поселения. В.И. Староверов называет ее сельской общностью, понимая под ней людей, объединенных общим местом жительства, которые не всегда связаны хозяйственными узами, но которые связаны всегда культурно-бытовым, социальным и психологическим взаимодействием. Это взаимодействие объединяет их в общность, которая имеет свои закономерности функционирования [+62].

Структурирование этноса в виде системы субэтносов и конвиксий неизбежно определяется соответствующими субэтническими и конвиксиональными вариациями динамических стереотипов поведения, а согласно М.Е. Лобашеву одновременно (тождественно) и вариациями адаптивных навыков, включающих элементы крестьянского труда, навыки сельской жизни, поддержание которых невозможно без механизма условнорефлекторной связи. Таким образом, отчетливо вырисовывается и сфера действия процесса адаптации в сельской местности: это профессиональная адаптация не только выпускников школ, но и детей вообще к сельскохозяйственному труду, а также закрепление (стать "своим") в сельской общности деревни, колхоза, на основе приобретения, преимущественно в детстве и путем подражания старшим, навыков сельскохозяйственного труда и сельской жизни. Для наглядности перечислим некоторые из них (табл. 4).

Таблица 4. Иерархия адаптивных навыков (комплексов динамических стереотипов)

Как видно из табл. 4, адаптивные навыки, представляющие собой комплексы динамических стереотипов поведения, разбиваются на несколько уровней по степени сложности их освоения. Причем повышение степени сложности соответствует и последовательности освоения их с ростом ребенка в крестьянской семье [+63].

Исходя из представления о процессе адаптации в сельской местности как о сигнальной наследственности огромного комплекса динамических стереотипов поведения, мы тем самым, естественно, приходим к понятию об уровнях адаптации и, как следствие, к дифференцированию сельского населения на категории в зависимости от уровня (степени) его адаптации. Чтобы не вызывать терминологической путаницы и не отождествлять этот процесс адаптации с физиологическими процессами акклиматизации, т.е. феноменом биологической адаптации в привычном смысле слова, мы будем называть в дальнейшем адаптацию в сельской местности "сигнальной адаптацией", подчеркивая заодно условно рефлекторный механизм ее образования.

Понятие о сигнальной адаптации как об антропоэкологическом явлении позволяет, во-первых, с известной степенью обобщения перенести на представление о ней результаты общих антропоэкологическях исследований по адаптации человека, во-вторых, объяснить механизмы воспроизводства сельскохозяйственного населения, текучести и закрепляемости кадров в сельском хозяйстве, миграции сельскохозяйственного населения и ряда других процессов, о которых мы будем говорить дальше, при исследовании экологической структуры сельскохозяйственного населения.

Здесь же, рассматривая механизмы демографических явлений и процессов в сельской местности, мы остановимся лишь на одном принципе, связанном с сигнальной адаптацией, а именно на принципе воспроизводства сельскохозяйственного населения, или принципе преемственности.

II.3.2. Принцип преемственности

С учетом механизма сигнальной адаптации вопрос о самовоспроизводстве сельскохозяйственного населения и о роли в этом процессе коренного, адаптированного сельского населения получает однозначное решение- Принципиальное значение в подготовке кадров для сельского хозяйства должна иметь семейная преемственность, так как сельская семья и является той микроэтнической средой (конвиксией), где дети получают необходимые в дальнейшем навыки сельскохозяйственного труда и сельской жизни. Этот принцип, как и все остальные, вытекающие из представлений о сигнальной адаптации, подлежит проверке. Поэтому обратимся к эмпирическому материалу.

Специалисты давно отмечали решающее влияние на выбор профессии и жизненную ориентацию выпускника сельской школы мнения родителей, семьи [+64]. Однако вопрос о семейной преемственности в выборе сельскохозяйственных профессий особо не изучался из-за очевидности ответа на него для практиков сельского хозяйства и специалистов, знакомых с сельским образом жизни, и из-за несомненности, только диаметрально противоположного ответа, для социологов и экономистов. Последние много десятилетий смотрели на сельскую местность как на неисчерпаемый и не требующий особых средств для возобновления источник трудовых ресурсов города, пока "демографический капиталы деревни не был исчерпан наконец и впервые не встал вопрос об ограниченности людских ресурсов [+65].

Попытаемся количественно оценить вклад семейной преемственности в сохранение трудового потенциала сельского хозяйства Нечерноземья, воспользовавшись тем же методом построения корреляций, который мы применяли выше. Так, вероятность того, что выпускник средней школы устроится на работу в сельское хозяйство равна отношению B_I/B_J где B_I - число выпускников, a B_J - та часть из них, которая распределилась в совхозы или колхозы. Вероятность того, что хотя бы один из двух родителей в семье выпускника работает в сельском хозяйстве, может быть достаточно точно оценена отношением J/I, где J - численность работающих в сельском хозяйстве, а I - общее число трудоспособных на селе.

В самом деле, вероятность того, что родитель выпускника трудится в сельском хозяйстве, равна вероятности того, что работник сельского хозяйства имеет ребенка - выпускника школы. Поэтому предложенная оценка справедлива, если считать, что у работников сельского хозяйства дети - выпускники встречаются с той же частотой, что и среди прочего трудоспособного населения. А это так в первом приближении. Если мы теперь для каждой области (республики) региона усредним значения приведенных отношений за доступный период времени (1975-1979 гг.) и нанесем их на плоскость (J/I, B_I/B_J то обнаружим типичную линейную зависимость (рис. 15). Коэффициент линейной корреляции значителен, r = 0,74.

Рис. 15. Коррекция семейной преемственности в сохранении сельскохозяйственного трудового потенциала в Нечерноземной зоне, 1975-1979 гг.

Тем самым мы показали, что вероятность устройства выпускника сельской школы в сельское хозяйство прямо пропорциональна вероятности того, что хотя бы один из его родителей работает в этой отрасли. Можно оценить угол наклона прямой, т.е. коэффициент пропорциональности в уравнении регрессии. Он близок к 1/2. Это можно понять следующим образом: не просто родители, а конкретно мать или отец детерминируют профориентацию школьника, т.е. вероятность трудоустройства выпускника в сельское хозяйство равна вероятности того, что его мать, например, уже там работает. Возможна и другая интерпретация: выбор детерминирует отец. Но для предпочтения того или иного варианта у нас пока недостаточно статистических данных.

Как следует из значения коэффициента корреляции, только 26% величины дисперсии объясняется вкладом случайных уклонений, поэтому минимум на 74% работники сельского хозяйства в Нечерноземье - дети работников сельского хозяйства. Этот результат мы и будем в дальнейшем называть принципом семейной преемственности, или просто принципом преемственности.

Рассматривая действие установленного принципа в географическом разрезе (см. рис. 15), мы обнаруживаем, что структура демографической волны и здесь накладывает заметный отпечаток на величину "выхода" в сельское хозяйство выпускников средних сельских школ. В самом деле, если мы на корреляционном поле зависимости "выхода" (B_I/B_J) от степени аграрности населения (J/I) проведем прямую линию, соответствующую уравнению регрессии

то обнаружим, что ниже ее, т.е. со значениями "выхода" выпускников ниже нормального, оказываются практически только области первой и второй фазовых зон, в то время как на периферии, в третьей фазовой зоне демографической волны, величины "выхода" выше среднего. Таким образом, в демографически "отстающих" областях и уровень профессиональной адаптации в сельском хозяйстве ("выхода") выше.

В справедливости принципа преемственности можно убедиться с помощью еще одной независимой корреляции: сравнением относительной скорости снижения занятых в сельском хозяйстве в настоящее время (dJ_t) с относительной скоростью изменения числа родившихся среди них в предыдущем поколении (V_t-1).

Рис. 16. Зависимость снижения числа занятых в сельском хозяйстве от скорости изменения числа родившихся среди них в предыдущем поколении.

Как видно из рис. 16, эти величины оказываются связанными: чем быстрее снижалась рождаемость у занятых в сельском хозяйстве в 1960-1965 гг., тем быстрее и прямо пропорционально сокращается их численность сейчас, в 1975-1980 гг. (r = 0,43).

Что же дает такие преимущества детям работников сельского хозяйства? Понятно, что не генетическая наследственность, но и не социальные условия воспитания. Тем не менее они почему-то лучше приспособлены к сельскохозяйственному труду, чем остальные (не только городские, но и сельские) жители. На наш взгляд, причина кроется в том, что устойчивое ядро работающих в колхозах и совхозах (без учета мигрантов, создающих постоянную текучесть кадров: 25% в год устраивается на работу и столько же выбывает) - это коренное, местное население, выросшее в крестьянских усадьбах и с детства, уже в семье, приученное к навыкам крестьянского труда в личном подсобном хозяйстве (ЛПХ) и стереотипам сельской жизни, т.е., сигнально адаптированное к сельской местности.

Если это так, то удельный вес имеющих ЛПХ среди работающих в сельском хозяйстве (J_л/I) должен определять и трудовой потенциал отрасли (J/I - доля работающих в отрасли среди всего сельского населения) и приток в нее нового поколения (B_I/B_J). Эту зависимость можно проследить и в динамике. Так, темпы снижения поголовья коров в ЛПХ сельского населения и скорость сокращения численности работников сельского хозяйства по экономическим районам региона почти совпадают (табл. 5).

Таблица 5. Темпы снижения (% в год) численности работников сельского хозяйства и поголовья коров в ЛПХ сельского населения по экономическим районам Нечерноземной зоны, 1965-1982 гг.

Следовательно, среди местного сельскохозяйственного населения выделяется небольшая его часть, занятая в ЛПХ, которая детерминирует основные параметры трудового потенциала сельского хозяйства. Это как бы ядро живой клетки, которое в силу принципов преемственности генерирует будущие поколения тружеников села. Его мы и будем называть в дальнейшем адаптированным сельским населением (в отличие от сельского, которое может быть не связанным с сельским хозяйством, и сельскохозяйственного, которое может и не иметь ЛПХ).

Семейная преемственность лишь в недавнее время заинтересовала социологов, причем ее изучают только у лиц, занятых умственным трудом. Так, киевские социологи отмечают устойчивый рост доли выходцев из семей служащих среди лиц, занятых умственным трудом, требующим высшего образования [+66]. В другой работе отмечается, что по итогам социологического опроса с каждым новым поколением растет число выходцев из служащих и среди художественной интеллигенции [+67]. Нам известно также исследование эстонских авторов, проследивших профессиональную ориентацию 50,9% выпускников эстоноязычных школ в 1966 г. сразу после окончания, и в 1979 г. Связь между социальным положением, образованием родителей и образованием, социальным положением респондента явная [+68]. Еще в одной работе, посвященной сельской местности Эстонии, отмечается, что выпускники из "села" чаще поступают в сельскохозяйственный вуз, а из центров хозяйств и поселений городского типа - "поселков" учатся в основном в Тартуском университете [+69].

Понятно, что во всех перечисленных случаях, как и в разобранном нами подробно, семейная преемственность - объективный факт, с которым нельзя не считаться. Но если необходимость преемственности при выборе профессий умственного труда дискуссионна, то в сельскохозяйственном труде она очевидна.

Восполнить отсутствие адаптивных навыков сельскохозяйственного труда и сельской жизни, кажущихся на первый взгляд элементарными, практически невозможно в зрелом возрасте. Механизм сигнальной наследственности ставит на этом пути невидимый запрет. Необратимость дезадаптации к сельской местности и есть тот скрытый механизм связи сельских популяций с ландшафтом, который приводит к появлению экологической структуры сельскохозяйственного населения.

Примечания

[+1] Берг Л.С. Номогенез. Пг., 1922.

[+2] Калесник С.В. Основы общего земледелия. М., 1955.

[+3] Гумилев Л.Н. Этнос как явление.,
Гумилев Л.Н. Этнос и ландшафт.,
Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли.,

[+4] Этноценоз - система, помимо этноса (как совокупности людей) включающая домашних животных, окультуренные растения и вещи как предметы обихода (Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли., вып. 2, с. 191), по Ю. В. Бромлею - этноэкологическая система (Бромлей Ю.В. Современные проблемы этнографии., с. 247).

[+5] Кочин Г.Е. Сельское хозяйство на Руси в период образования Русского централизованного государства. Конец XIII - начало XVI в. М.; Л., 1965.

[+6] Власова И.В. Традиции крестьянского землепользования в Поморье и Западной Сибири в XVII-XVIII вв. М., 1984.

[+7] Этнография русского крестьянства Сибири. XVII - середина XIX в. // Под ред. В.А. Александрова. М., 1981., с. 208-209

[+8] Гумилев Л.Н. Этнос как явление.,
Гумилев Л.Н. Этнос и ландшафт.,
Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли.,

[+9] Гумилев Л.Н. Этнос и ландшафт

[+10] Астапова О.Д., Боряз В.Н., Мещеряков В.Т. К проблеме полуфункциональности географической среды в общественном развитии // Роль географического фактора в истории докапиталистических обществ. Л., 1984.

[+11] Маркс К. Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46, с. 44

[+12] Лобашев М.Е. Сигнальная наследованность // Исследования по генетике. Вып. 1. Л., 1961.

[+13] Там же, с. 10

[+14] Гумилев Л.Н. Этнос как явление.

[+15] Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983., с. 110]

[+16] Лобашев М.Е. Сигнальная наследованность // Исследования по генетике. Вып. 1. Л., 1961.

[+17] Павлов И.П. Полн. собр. трудов. Т. 3. М.; Л., 1949., с. 244

[+18] Маркс К. Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23, с. 52

[+19] Федоров Г.М. Геодемографическая обстановка. Л., 1984.

[+20] Ковалев С.А., Ковальская Н.Я. География населения СССР. М., 1980.,
Федоров Г.М. Геодемографическая обстановка. и др.

[+21] Агафонов Н.Т. Экономико-географическая обстановка (Основные положения концепции) // Социальная география Калининградской области. Калининград, 1982.,

Агафонов Н.Т., Голубев А.Н. Категории и факторы демографической обстановки (ситуации) // Народонаселение. Прикладная демография. М., 1973.

[+22] Ковалев С.А., Ковальская Н.Я. География населения СССР., 137

[+23] Социально-демографическое развитие села. Региональный анализ // Под ред. Т.И. Заславской и Н.Б. Мучника. М., 1980.

[+24] Федоров Г.М. Геодемографическая обстановка.

[+25] Там же, с. 12

[+26] Гумилев Л.Н. Этнос и ландшафт

[+27] Вишневская А.Г. Воспроизводство населения и общества. М., 1982.

[+28] Алаев Э.Б. Социально-экономическая география. Понятийно-терминологический словарь. М., 1983., с. 87

[+29] Пирожков С.О. О показателях воспроизводства населения // Народонаселение и экономика. М., 1973., с. 61

[+30] Вишневская А.Г. Воспроизводство населения и общества. М., 1982.,

Козлов В.И. Этническая демография. М., 1977.

[+31] Гришанов А.Г. Иерархическая и функциональная типизация городов как основа определения сети опорных центров расселения (на примере РСФСР) // Проблемы расселения СССР. М., 1980.

[+32] Хорев Б. С. Основные сдвиги в расселении населения в СССР и некоторые проблемы миграционной политики // Народонаселение. Прикладная демография. М., 1973., с. 6

[+33] Бондарская Г.А. Рождаемость в СССР. М., 1977., с. 44-45

[+34] Там же, с. 43

[+35] Там же, с. 41

[+36] Гумилев Л.Н. О сущности этнической целостности (Ландшафт и этнос. XII) // Вестн. Ленингр. ун-та. 1971, N 24

[+37] Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли.

[+38] Гумилев Л.Н. Иванов К.П. Этносфера и космос. // Космическая антропоэкология: техника и методы исследования. М.; Л., 1984.

[+39] Социально-демографическое развитие села. Региональный анализ // Под ред. Т.И. Заславской и Н.Б. Мучника. М., 1980., с. 91

[+40] В скобках - коэффициент ранговой корреляции по Спирмену.

[+41] Терехин А.Т. Развитие сети центров областных регионов // Проблемы расселения в СССР. М., 1980., с. 104

[+42] Арнольд В.М. Обыкновенные дифференциальные уравнения. М. 1971., с. 7-8

[+43] По крайней мере для верхней и нижней областей фазового пространства в отдельности.

[+44] Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли.

[+45] Агафонов Н.Т., Грабцов В.В., Калиновский Н.П. Экономико-демографическая обстановка в сельской местности Нечерноземной зоны РСФСР // Народонаселение. Нечерноземье: демографические процессы. Вып. 17. М., 1977., с. 39

[+46] Уизем Дж. Линейные и нелинейные волны. М., 1977., с. 8

[+47] Константинов О.А. Самое раннее социально-экономическое районирование нашей страны // Изв. АН СССР. Серия географ. 1983, N 5.

[+48] 3апод, под рукой Московского князя.

[+49] Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли.

[+50] Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли.

Гумилев Л.Н. Иванов К.П. Этносфера и космос. // Космическая антропоэкология: техника и методы исследования. М.; Л., 1984.

[+51] Гагаев А.А. Демографиический прогноз динамики трудовых ресурсов села // Проблемы развития социального облика Нечерноземной зоны РСФСР. Саранск, 1979., с, 106

[+52] Ферцев П.К. Основные тенденции развития состава населения Нечерноземья // Проблемы развития социального облика Нечерноземной зоны РСФСР. Саранск, 1979., с. 47

[+53] Переведенцев В.И. Миграция населения и развитие хозяйственного производства // Социологические исследования. 1983, N3

[+54] Социально-демографическое развитие села. Региональный анализ // Под ред. Т.И. Заславской и Н.Б. Мучника. М., 1980., с. 102

[+55] Казначеев В.П. Очерки теории и практики экологии человека. М., 1983., 152

[+56] Там же, с. 105

[+57] Там же

[+58] Там же, с. 96

[+59] Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли.

[+60] Бромлей Ю.В. Современные проблемы этнографии. М., 1981.

Гумилев Л.Н. О сущности этнической целостности (Ландшафт и этнос. XII) // Вестн. Ленингр. ун-та. 1971, N 24,

[+61] Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли.

[+62] Староверов В.И. Социально-демографические проблемы деревни. М., 1975.

[+63] Прекрасный обзор навыков крестьянского труда, их разнообразия и постепенности усвоения с детства до зрелости дан в очерке В. Белова "Лад" [20].

[+64] Буровин В.М. Общественное мнение как фактор профессиональной ориентации выпускников сельских школ Нечерноземья // Проблемы развития социального облика Нечерноземной зоны РСФСР. Саранск, 1979.

[+65] Вишневский А.Г., Зайончковская Ж.А., Пивоваров Ю.Л. Влияние демографической ситуации на эволюцию расселения в СССР // Изв. АН СССР. Серия географ. 1983, N 6.

[+66] Семья и воспроизводство структуры трудовой занятости / Под ред. В.Ф. Черноволенко. Киев, 1984.

[+67] Семашко А.Н. Социальные источники пополнения художественной интеллигенции // Региональные особенности социальных перемещений в развитом социалистическом обществе. М., 1983.

[+68] Кирх А., Саар Э. Модель межкомплексной социальной мобильности (Опыт генетического исследования молодежи в Эстонской ССР)

[+69] Шевцов В. И. Некоторые проблемы системы сельского расселения в социологическом исследовании // Прикладные социально-географические исследования. Тарту, 1984.

[+70] Козлов В.И. Этническая демография. М., 1977

[ << ] [ Начала Этногенеза ] [ Оглавление ] [ >> ]